— Смир-р-но! — рявкнул офицер, повернувшись к фронту всем корпусом.
Батальон встрепенулся и замер.
— Накройсь!
Темные ряды покрылись белыми линиями фуражек. Офицер бросил горящую папиросу и затоптал ее ногой. Затем, внимательно обводя глазами подвластный батальон, — резко и сурово, точно бранясь, начал говорить:
— В приказе по полку, который вам сегодня читали по ротам, командир полка объявляет… объявляет о том, что рядовой 1-й роты, 4-го батальона, Василий Флегонтов Пантелеев получил награду и благодарность командира полка… За точное и неукоснительное и молодецкое исполнение долга службы в борьбе с врагами отечества… За отличное знание службы и служебного долга Пантелеев приказом по полку производится в младшие унтер-офицеры…
Помолчав немного, он продолжал:
— Вот так-то, братцы!.. Желаю вам всем одного: служить так, как служит Пантелеев… Помните, что за царем — служба, а за богом — молитва не пропадет. Служи хорошо — и тебе будет хорошо… Государь надеется на вас, братцы, помогите ему усердием… А жидов, студентов и прочих мерзавцев не слушайте… Одним словом: пусть каждый из вас будет прежде всего солдатом — как Пантелеев!..
Офицер хотел еще что-то сказать, добавить, но, очевидно, раздумал. Он погладил свою бороду и крикнул:
— Так я говорю? Верно?
— Так точно, вашескородие..! — пронеслось в рядах.
— По палаткам!..
Темный четвероугольник батальона быстро растаял и превратился в многочисленные кучи солдат, со всех ног бегущих к палаткам, расположенным за живой изгородью кустов шагах в 30-ти от места молитвы. Хохот, добродушные, но крепкие ругательства и быстрый топот ног раздались в вечерней тишине. Каждый торопился скорее прибежать в палатку и снова бежать на ротную кухню, с деревянной чашкой, в которую повар, хитрый и вороватый мужик, вольет несколько ложек пресной кашицы без масла, оставив маслице для молодой и пригожей кумы из соседней слободы.
Василий Пантелеев, низенький, краснощекий и белобрысый солдат, прибежал в свою палатку одним из первых. Окинув небрежным взглядом темные углы своего жилья, он постоял немного, потом вынул из кармана желтенькую коробочку с папиросами «Дюшес», бережно закурил, лег на матрац и, сосредоточенно затягиваясь, стал думать о том, что сказал после молитвы батальонный командир. Все в его речи казалось ему изумительно умным, прекрасным и молодцеватым. Особенно настойчиво звенела в ушах фраза офицера:
— Берите пример с Пантелеева!
И когда он думал об этих словах, чувство собственного достоинства и удовлетворенной гордости наполняло его.
«Вот мы как, брат! — мысленно радовался он, лежа в темноте с открытыми глазами. — Вот ты возьми его, Ваську Пантелеева, голыми-то руками… Нет, погодишь, обожжешься!..»