Прошло полгода. Мы иногда по вечерам созванивались, но видеться — не виделись, потому что теперь жили в разных районах города. Вернее, созванивались до звонка его мамы моему отцу. Они тогда сильно поругались по причине того, что я, оказывается, плохо влияю на Пашу и эту глупую дружбу надо прекратить. Отец сильно разозлился, он весь вечер кричал и на мать Пашки, и на него самого. И мне досталось.
Было очень обидно. И за себя, и за папу, и за мою светлую дружбу и чувства по отношению к Пашке. Я не понимала, в чем виновата: в том, что наша семья беднее их, что я хожу в обычную школу, а не в крутой лицей, или что мы с Пашкой так друг к другу привязались?
Тем не менее с этого дня мне запретили отвечать на звонки Славина, да и мне самой не хотелось с ним разговаривать. Я, как и папа, чувствовала себя оскорбленной. Переживала я наш разрыв намного сложнее, чем первый развод. Наверное, потому, что на этот раз было в несколько раз обиднее. Я плакала и ходила грустная и потерянная.
Но прошло еще полгода, на лето я съездила к бабушке в деревню, как следует отдохнула, наигралась с новыми друзьями и подружками и вернулась во второй класс довольная и счастливая, чтобы увидеть во время линейки на первое сентября несущегося ко мне Пашку и вышагивающих следом за ним его лощеную недовольную маму и улыбающегося, начинающего лысеть папу.
Всего один год без Пашки заставил все мои зубы смениться, волосы отрасти, а саму меня повзрослеть. Поэтому я тут же отвернулась от бегущего ко мне придурка и притворилась, что не знаю его. Он обиделся, но не отстал и вскоре, как и прежде, пару раз толкнув одного одноклассника, ударив другого, сидел со мной за одной партой и лыбился во все свои новые зубы. Все такой же кудрявый и приставучий.
Оказалось, что из лицея Пашку с позором выгнали за плохое поведение и отвратительные оценки через пару месяцев после начала учебы. Родители пытались пристроить его в другие престижные учебные заведения в течение всего первого класса, но сын пакостил и там. Тогда-то дядя Демид и вспомнил про меня и про то, как хорошо я влияла на разбойника Пашу в детском саду. Тому и было предложено:
— С Юлей учиться будешь в одной школе?
— Буду! — согласился Паша.
И так мы снова оказались рядом. Преданной дружбы, как прежде, между нами уже не было: все-таки мы повзрослели, и интересы у нас изменились, но общались мы неплохо после того, как я со скрипом простила запрет в общении от его мамы. Он меня продолжил защищать, а я помогала ему с учебой. И так незаметно Пашка прижился за моей партой на все оставшиеся десять классов.