Мне не хочется дальше здесь оставаться, поэтому не прощаясь я разворачиваюсь.
— Ангелина, в два буду ждать тебя.
Мне почему-то становится неловко.
— Я…
— А что будет в два? — еще грубее переспрашивает Демид, но обращается он ко мне, а не к своему другу.
Я молчу.
— Надеюсь, ты не будешь против, если я подвезу до дома твою будущую сводную сестру. Она уже согласилась.
«Ну кто тебя просил про сестру говорить?» — мысленно кричу, оглядываясь.
Да. Слышали.
— Не получится, друг, — громко протягивает Покровский. Слишком громко. — Какое-то время Ангелину буду подвозить я. Когда мне надоест, тогда ты сможешь меня сменить.
Вот теперь я поняла, о чем он говорил, когда мы были в его машине. Новый уровень отношений!
Да чтоб тебя, Покровский. Чтоб тебе было так же плохо, как и мне!
При первой же возможности подлил масла в сковороду моего позора. Этого и следовало ожидать, но я, дура наивная, продолжаю верить в людей. Даже сейчас, когда по залу разнеслись смешки, какая-то часть меня все равно надеялась, что Демид не так выразился, пошутил и на самом деле не хотел всем лишний раз напомнить о том, что я фанатка чужих автомобилей и с удовольствием запрыгиваю в каждую тачку.
Я — идиотка.
— Я тебя ненавижу! — с жаром шепчу я, чтобы Покровский услышал.
Услышал.
Повернул ко мне голову и улыбнулся.
— Ты в этом уверена? — нагло заявляет он. — Подумай хорошенько, Котова.
Задержав дыхание, я собираюсь ответить, но он разворачивается, заканчивая разговор.
Не думая хватаю Маринку за рукав и тащу ее к выходу, слыша за спиной:
— Рудов, сюда смотри.
Оказавшись в аудитории, я сажусь на самый дальний ряд, пытаясь расслабиться и отправить в космос всю свою накопившуюся злость. Не знаю, как это правильно делается, но, судя по всему, у меня ничего не получается. Меня разрывало на части. Я задыхалась. Я позволила Покровскому облить себя очередной порцией грязи. Он же остался чистеньким. Без сожалений, без чувства вины, он доказал, каким может быть уродом.
А что будет дальше?
Когда поднимаю голову, замечаю Марину. Кажется, я отпустила ее руку, как только мы вышли из буфета. Всю дорогу шла одна. Теперь же приходится ловить на себе напряженный взгляд подруги. Она делает вид, что копается в телефоне, но я вижу, как она открывает и тут же закрывает рот. И так раз десять за полминуты.
Я не знаю, что ей сказать.
Вообще, мне не хотелось обсуждать то, что произошло у нас с Демидом.
Чувствуя, как моя злость увеличивается в размерах, я стараюсь переключить свое внимание на только что вошедшего преподавателя социологии.
Маленького роста мужчина, которого студенты назвали Гномычем, казался таким добрым и умным. Если бы Покровский хоть немного был на него похож, то его самооценка не летала бы в небесах, он не был бы заносчивым засранцем. Он был бы человеком.