Я не бежала. Пусть сердце кололо иглами, а воздух с трудом удавалось протолкнуть сквозь пересохшее горло… Я не бежала. Я шла в свои покои так, будто нет ничего и никого, кто бы мог поколебать мое спокойствие.
А после… Тина и Марон усадили меня в глубокое кресло, откуда-то появилась огромная кружка с горячим шоколадом и пузатая банка с печеньем.
Меня отпустило. Я поставила кружку на пол и Гамильтон немедленно приступил к дегустации.
— Это было сильно, — негромко сказал Марон.
— Это была пощечина, — усмехнулась Тина.
— Я наследую отцу, — хмуро произнесла я. — Миледи Фоули-Штоттен соизволила повторно забеременеть только от своего нового ухажера. Они надеются прибрать баронство. Дураки. Ни в ком из них нет крови Фоули.
— А Штоттен? У вас ведь двойная фамилия?
— Десять поколений назад не было баронства Фоули-Штоттен, — я улыбнулась, вспоминая семейную историю, — а были две семьи. В одной из стычек дева из рода Штоттен встретила наследника Фоули. Они возненавидели друг друга с первого взгляда. Но шли года и, когда деву Штоттен уже хотели объявить старой девой и отправить в монастырь… О, мой далекий предок был в гневе! Он по бревнышку раскатал ту церковь и похитил мою далекую прабабку. А она, назло своим дальним родственникам, просила Правителя объединить земли. Так маг и колдунья стали бароном и баронессой Фоули-Штоттен. А благодаря их внучке во главе баронства может встать и женщина.
Тут я вздохнула и честно добавила:
— Если докажет, что ее дар силен и стабилен. Вот в поисках этой стабильности я и пришла в столицу. На самом деле там, дома, у меня был хороший наставник. Он позволял мне жить у себя, потому что в замке было жить невозможно.
— Невозможно, — подтвердил Гамильтон и сел, — я был призван, чтобы защитить маленькую леди. Но даже я не мог справится.
— Я, по глупости, дала клятву не вредить любовнику миледи Фоули-Штоттен. Дай сюда морду, она же вся шоколадная!
— Это потому что я тот еще сладкий пряничек, — оскалился пес, передразнивая сюсюканье одной из придворных дам, что столкнулась с ним на том самом Весеннем балу.
— Кстати о пряничках, — я вздрогнула, — Журжика кто-нибудь забрал из музыкальной гостиной?
Марон посмотрел на Гамильтона, Гамильтон на Марона, а после оба уставились куда-то за окно. Понятно.
— Зачем вы вообще его брали? — с изрядной долей раздражения спросила я.
— Ты не пахнешь ни порохом, ни лососевым паштетом, ни кровью, — перечислил Гамильтон, — как еще мы должны были тебя найти?! Лучше скажи, зачем двери сломала?
— Вариант, что не я — не вариант? — прищурилась я.