Значит, он ожидал увидеть ее, но знал о моем существовании.
— Она умерла, — произнесла едва слышно.
— Умерла, но, — мужчина замотал головой, не веря мне. — Ари никогда даже не болела. Что случилось?
Вспоминать не хотелось. Думать об этом не хотелось. Но он требовательно смотрел на меня, ожидая, когда я смогу выдавить из себя это страшное слово.
— Казнили…
Мужчина пошатнулся. А затем…
Я знала, что маги существуют, я была магом. Однажды видела, как за кусок хлеба и плесневелого сыра старик вызвал в деревне дождь. А за мелкую монетку выкорчевал столетний пень, с которым не могли справиться мужики. Мы с мамой путешествовали, видели и слышали многое, но… То были отщепенцы, беженцы, несчастные, которые искали лучшей судьбы.
Статуя девушки с воздетыми к небу руками разлетелась в пыль от одного его движения.
Страшно.
Я отступила назад, думая, успею ли убежать, если он решит погнаться за мной. Нет, не успею. Даже пытаться не стоит. Да и потом, он — маг. Захочет и испепелит меня на месте. А кому какое дело до безродной девки, что утром вошла в город да и затерялась на его улицах. Не первая и не последняя.
— Почему она не попросила о помощи? — сдавленно пробормотал он.
— Она просила, — я не понимала его.
В моей сумке лежали письма. Письма Теренса Ти Лорби к моей матери. Сухие строчки с отказом в займе средств, помощи и, главное для мамы, категорический отказ забрать меня. Она считала, что мне будет лучше… здесь?
— Просила? — он вскинул голову, рассматривая меня.
— Да, — я полезла в сумку, желая доказать, что это так.
И взвизгнула, пригвожденная к земле.
Мужчина возвышался надо мной, хмуро следя за каждым движением.
— Что ты делаешь?
— Там письма. Ваши, — хрипло проговорила, с трудом указывая на сумку.
Меня тесно-тесно прижало к земле, так, что не было даже возможности пошевелиться. Огромная сила грозила раздавить, сломать грудную клетку, превратить в еще одно мокрое пятно на земле.
— Письма? — он махнул рукой, и все содержимое моей сумки вывалилось на каменную мостовую.
Стало очень неприятно, ведь это была вся моя жизнь. Мелкие радости, оставшиеся вещи и письма.
Пожелтевшие листки разлетелись в стороны, но господин Ти Лорби легко собрал их все вместе. Аккуратная стопка легла на его раскрытую ладонь, и мне тут же стало легче дышать.
— Я ведь просил ее уничтожить их, — с грустью произнес он.
Наверное, нужно было ему что-то сказать, ответить на невысказанный вопрос, но я не могла. В горле стол ком. Обида, отчаяние, безысходность и жалость смешались воедино, образовали тугой узел, распутать который в одиночку было мне не по силам. Мама хотела, чтобы я доверилась ему, но станет ли этот человек мне помогать? Я не знала его точно так же, как он не знал ничего обо мне. Мы были чужаками, которых свело общее горе.