— Ты прав. За все нужно платить. — Кивнул Всеволод. — Скажи, какова плата за то, что ты, взяв в плен, избивал и насиловал аристократку? Какова плата за то, что ты ее ограбил? Она ведь не вот так была одета там, на берегу?
— Господин! — Резко осипшим голосом воскликнул командир отряда охотников. — Да какая она аристократка?
— По-твоему обычная разбойница так станет дорожить своей честью? Ставя ее выше жизни? И, кстати, а почему она в таком едва живом виде?
— Так они ее почти не кормили! — Воскликнула сумрачная эльфийка, стоявшая поблизости. — Насиловали и избивали. Она ведь сопротивлялась. До конца сопротивлялась. Даже когда сил уже не было.
— Что скажешь в свое оправдание? — Мягким и предельно доброжелательным тоном спросил Всеволод, обращаясь к работорговцу. Но это не вводило в заблуждение, ибо глаза у нашего героя просто пылали, обильно паря сиреневым туманом.
— Я… я… я не знал.
— Она говорила кто она! — Воскликнула все та же юная эльфийка. — Много раз! А вы насмехались над ней! — И ей охотно поддакнули остальные пленницы. Ведь все происходило на виду. Охотники не скрывались и не стеснялись своих развлечений. Показывая, что будет с теми, кто не станет подчиняться. В общем — вся сотня молодых сумрачных эльфиек осуждающе загалдела, сыпля весьма мерзкими подробностями. Одна гаже другой.
Наконец, Всеволод, утомившись от этого балагана, поднял руку, призывая к тишине, достал кинжал Ллос и громко произнес:
— За совершенные преступления ты проговариваешься к вечной смерти. Умрет твое тело, а твоя душа окажется там, откуда не возвращаются. Там, где тебя ждут непрекращающиеся муки в ближайшую вечность.
После чего ударил работорговца ритуальным кинжалом. Раз. И тело того стало стремительно усыхать. Секунды три спустя, Сева держал за волосы высохшую, практически одеревеневшую мумию с перекошенным от ужаса лицо.
— Милая, кто еще из этих мерзавцев участвовал в изнасилованиях? — Спросил он у ничуть не испугавшейся юной сумрачной эльфийки.
Та показала. Оказалось, что все выжившие участвовали. Охотники были явно не в восторге от нарисовавшейся перспективы. Однако были связаны и никуда деться не могли. Поэтому только дергались и кричали. Кто-то выл. Кто-то умудрился обоссаться от предвкушения своей участи. Но Всеволоду было все равно. Он с полным безразличием на лице подходил и наносил ритуальным кинжалом Ллос смертельный удар. Ждал, пока прекратит струиться сила. Извлекал кинжал из сушеной мумии и шел к следующему преступнику.
— Ненавижу рабство… и все, что с ним связано, — ответил он Элдервалиру. Формально ему. На деле — всем. — А уж то, что они сотворили — подавно.