Вид у нее был как у кошки, которая собралась насрать в тапки — вороватый и нагло-скучающий.
— Давайте я вам кое-что расскажу, а вы меня поправите, если я не права. Первое. У вас явно криминальное прошлое, вы не любите прессу и не хотите внимания полиции.
Ник сидел, не шелохнувшись, но Света чувствовала, как у нее под пальцами напряглись мускулы на его плече.
— Второе. У вас из лагеря пропал ребенок…
— У Ника алиби!.. — не выдержала Света. — Его видели в шашлычной и…
— Помолчите, — поморщилась Марьяна.
От ее скучающего вида не осталось и следа, в глазах появился хищный блеск.
— И по странному стечению обстоятельств, — продолжила она, — это произошло в тот же день, что и приезд археологов, с которыми вы были раньше знакомы. Могу предположить, что в свое время срок вы заработали как черный археолог.
Ник шевельнулся и сбросил руку Светы с плеча, вставая. Его ненавидящий взгляд был устремлен на Марьяну. Плотно сжатые губы, гневно раздувающиеся ноздри, сжатые кулаки.
— Нет, не угадали.
— Да сядьте, сядьте, — махнула она рукой. — Черный или белый, неважно. Есть еще и третье обстоятельство, которое мне очень не нравится. Убийство отца Егора в ночь похищения мальчика. Вы были знакомы со священником?
— Нет, — опять выплюнул он.
— А ваши знакомые из среды археологов?
— Нет.
Они какое-то время играли в гляделки, устремив друг на друга взгляды. Высокий крепкий мужчина и маленькая нахальная женщина. Света затаила дыхание. Где-то вдалеке залаяла собака, захныкал маленький ребенок у соседки. Молчание затягивалось, пока Марьяна тихо не сказала:
— Тогда остается ваша жена, Николай. Прошлое, от которого вы бежали. Что с ней случилось?
Из него словно выпустили весь воздух. Ник рухнул на стул, закрыл руками голову, облокотившись на стол, и сдавленным голос признался:
— Ее убили.
Они обе молчали, а Ник не поднимал головы. Он боялся вновь увидеть Лизу. Если она появится здесь и сейчас, то он не выдержит, сорвется. Отчаянно хотелось напиться в стельку, до поросячьего визга, до полного отупения всех чувств и отшибания памяти. Да, память… Память — это проклятие…
Он осознал, что сказал последнюю фразу вслух, и поднял голову, с ненавистью глядя на журналистку.
— Мою жену убили. Убийцу так и не нашли, вместо этого все повесили на меня.
Светлана тихо охнула, прикрыв рот ладонью. В ее глазах плескалась жалость, и для Ника это было невыносимо. Хотелось заорать, стукнуть кулаком по столу, разбить что-нибудь или кого-нибудь ударить. Ник сцепил зубы и опустил взгляд, лишь бы не видеть этой унизительной жалости. Он заговорил короткими, рублеными фразами.