Кружева лжи (Дока) - страница 21

– Снежан, – затушил сигарету, вжав её в пол подошвой ботинка.

Мало того, что Марк курил в квартире, так ещё и портил линолеум!

– Эт-то… мой дом. Не-не смей портить линолеум, – голос дрожал, но произнести эти слова казалось важным, будто озвучив их, она чуть-чуть, но возвращала самообладание. Делала шаг на пути к собственной храбрости.

Шаг на пути к собственной глупости.

Такая мысль пришла секундой позднее. Злить незнакомца, причастного к смерти коллеги. И о чём она только думала?

– Снежинка, я хочу поговорить. Давай я открою дверь и войду в спальню. Хочешь, принесу яблочный сок? Ты успокоишься, и мы побеседуем.

Побеседуем… Словечко мужа, ненавистное всеми фибрами души.

– А сейчас мы с тобой побеседуем, – говорил ОН, сажая её на колени. – Ты, ничтожество, Снежа, но я тебя люблю.

«Побеседуем» звучало после брачной ночи. После кулачной любви в день, когда он увидел её с одноклассником; после встречи в супермаркете, где она стояла рядом с соседом. «Побеседуем» сопровождало самые холодные ночи их совместной жизни.

Этим словом ОН пригласил её на первое свидание.

– Снежана, я предлагаю встретиться после работы. Побеседуем в кафе. Согласна?

И если сейчас она чего-то и хотела, то точно не «беседовать».

– Ты, наверно, сравниваешь меня с мужем. Но я не такой. Снежинка, давай побеседуем. Чёрт! Я не хочу общаться через дверь!

Снежана молча заплакала.

Глава 6

Школьные годы Александра Селивёрстова запомнила, как череду долгих серых, дней, сопровождаемых насмешками одноклассников и собственной агрессией. Её самоуверенность и своеобразное отношение к цвету заложили фундамент отчуждения и непонимания между сверстниками, учителями.

Родителями.

Возникшие позднее азарт к работе милиции, чрезмерная любовь к мрачным произведениям, вроде историй По, Кинга и Лавкрафта, а также заинтересованность в психологической литературе, лишь убеждали окружающих в сашиных странностях. Когда на уроке литературы вместо «Пропасти во ржи», Селивёрстова, не таясь, читала книгу по психологии убийства, найденную где-то на развалах Крупской, учительница показательно отругала её, заявив, что та сорвала урок. Подобные инциденты повторялись не только на литературе, но и на других предметах. Учителя возмущались, но и Саша не молчала.

На алгебре будущий детектив доказывала сорокалетнему Петру Алексеевичу, что извлечение корня пригодится ей значительно в меньшей степени, чем знание того, как распознать ложь во время общения с собеседником. На черчении разглагольствовала о психотических архетипах и важности их изучения для достижения гармонии с самим собой. Во время геометрии занималась не решением задач, а доказательством седому Владимиру Георгиевичу того, насколько значима взаимосвязь детских травм с нарушением психики в уже более зрелом возрасте.