Вера вскочила, подбежала к Николаю Александровичу, обняла его за шею и поцеловала в щёку. Как счастливая девчонка – отца, когда тот искренне и заслуженно похвалит дочь.
Ещё полчаса спустя Вера провожала своего гостя.
Стоя у двери, оба испытывали странную неловкость. Ни один не смог бы разъяснить, в чём она. Николай Александрович поцеловал княгине руку.
– Вера Игнатьевна, в любое время… Двери моего дома… Я это уже говорил! Старый дурак, повторяюсь, да.
Он всё не выпускал её руку, и это уже выходило за рамки этикета. Пауза затягивалась. Вдруг он хлопнул себя по лбу свободной рукой:
– Вера! Я ж чего приходил-то! Вера Игнатьевна, ну не делай ты из Хохлова провинившегося мальчишку, бога ради! Он не заслужил. Он твой учитель, твой друг. Он вынужден лавировать…
Вера покраснела, запыхтела, попыталась высвободить ладонь из захвата старшего Белозерского.
– Ты сильна, но и я здоров! Вера Игнатьевна, две силы потенцируются единством. Иначе эти две равные силы бесполезны и превращаются в противоборствующих баранов на мосту.
Он выпустил её ладонь, неожиданно для Веры, и она чуть не отлетела к стене и рассмеялась.
– Княгиня, пообещайте завтра же зайти к Алексею Фёдоровичу!
Чуть помедлив, она кивнула:
– Ладно. Только у меня к вам тоже просьба. Я тут помимо калеки ещё и беспризорником обзавелась. Егором. Отца нет, мать зарезали. Мальчишке нужна работа, а я сейчас ему ничего не могу предоставить. Спит-то он у меня, а так-то жизнь его не изменилась.
– Сколько лет?
– Тринадцать.
– Пришли завтра к Василию Андреевичу с запиской. В карамельный цех пристрою. Жильё дам и стол. У меня с этим строго.
Ещё раз поцеловав ей руку, поклонившись и надев шляпу, он, наконец, вышел.
Вера, закрыв за ним двери, миг-другой постояла, должно быть в размышлении, а затем неожиданно откинулась к стене, сползла обессиленно на корточки и расплакалась. Георгий выглянул из кухни в коридор и тут же скрылся. Её высокоблагородие не из тех, кто желает свидетелей в минуту слабости. А мужик-то приходил сильный. Такой сильный, что с бабы вмиг броня слетает. Выбивает из колеи и баб, и воительниц – а её высокоблагородие как раз из этого племени, что не верят ни в чью силу, кроме собственной. Ни во что не верят. Потому любое подтверждение, что верить стоит, на некоторое время лишает их сил.
Но вот она уже окликнула его:
– Надеюсь, не снял протезы ещё? Отправляемся на вечерний променад!
Быстро, однако, в себя пришла! Зараза!