– Ещё это! Полугар там! Отборнейшая рожь! Сама гнала!
Следом за караваем Белозерский извлёк бутыль самогону в четверть ведра.
– Ох ты! – чистосердечно восхитился он.
Увидав эдакий товар, израненные, искалеченные мужики присвистнули. Повисла напряжённая тишина, будто мир стал на паузу.
– Я сейчас!
Александр Николаевич выскочил из палаты. Пациенты сверлили бутыль взглядами. Даритель несколько растерялся.
– Сдаст профессору! – сглотнув, произнёс один из шахматистов, тот, что без левой руки.
– Не таков наш Саня! – заверил его товарищ без правой.
– Без царя в голове наш лекарь! – ткнул в направлении двери костылём один из болельщиков.
Конечно же, никого сдавать профессору Белозерский не собирался. Бутыль следовало изъять. Но и ничего не откинуть мужикам, уставшим от строгого больничного режима, было непозволительно. Следовало найти соломоново решение и как можно скорее. Вылетев из палаты, он обозрел коридор: пустынно! Только в дальнем конце из дверей кабинета Алексея Фёдоровича вышел высокий стройный молодой человек и пошёл в направлении, неизвестном обыкновенным посетителям, – на выход с непарадного крыльца. Белозерский испытал приступ ревностного любопытства, но тут из-за угла вышла Ася, торопившаяся по сестринским делам с кружкой Эсмарха. Соломоново решение явилось само собой, как являлось Сашке Белозерскому всё.
– Ася! – окликнул он, присовокупив нежнейший из своего арсенала взглядов. – Асенька! – он схватил её за тонкие плечики.
Ася моментально растаяла.
– Да?!
– Минутку часовым на посту, Асенька!
Белозерский увлёк девушку к дверям палаты и выхватил у неё кружку Эсмарха.
– Стойте здесь и немедленно сигнализируйте при приближении… кого бы то ни было!
После чего зашёл в палату, плотно прикрыв дверь.
Напряжённые лица сосредоточенно взирали на бутыль самогону. Александр Николаевич поставил кружку Эсмарха на тумбочку.
– Быстро вздрогнем, где же кружки?!
Вовремя доктор разрядил атмосферу. Все дружно потянулись за ёмкостями, каждый в меру личной маневренности. С одобрительным гомоном, под восклицание виновника появления хлебного вина:
– Вот это дело!
Белозерский ловко откупорил презент, скоро и несколько воровато разлил всем в подставленные тары.
– За веру, царя и отечество! – провозгласил он негромко, но торжественно.
Все сдвинули кружки, выпили, и только утолив первую жажду, немного успокоились.
– Вот, доктор, мы там из окопов шли за веру, царя и отечество! Нам в «Вестнике Маньчжурской армии» это каждый божий день прописывали. Как так? Ведь веры нашей никто не трогал, царя не обижал, а отечество – и вовсе китайское! Можете вы нам разъяснить? По-простому!