– Маму звал, – коротко ответила Эстрид.
На душе стало ещё поганее. У всех есть или были мама и папа. Но, в момент ужаса и шока, все почему-то вспоминают именно маму. Где-то в глубине души каждого даже самого закалённого воителя, прошедшего через десятки кровавых схваток, на рефлекторном уровне закреплена последняя надежда – мама. Это закладывается в детстве и остаётся с человеком на всю жизнь.
Какой была мама этого воина? Она заботилась о нём? Промывала в тёплой воде царапины, полученные в детских играх во дворе? Поддерживала добрым словом в часы провалов и неудач? Стояла рядом в час триумфов и успехов? Провожала перед тем, как он отправился сюда? Этого теперь не узнать…
– На каком это языке? – спросил я у Эстрид.
Хотелось отвлечься от тягостных мыслей. Это нормально, когда рефлексируешь после травмировавших тебя событий. Ненормально – когда рефлексии совсем нет.
– Это среднегреческий, – ответила некромантка. – Ромеи…
Как я понимаю, ромеев тут не любят. Видимо, есть за что.
– За что все недолюбливают ромеев? – спросил я у некромантки.
– А за что их любить? – устало вздохнула она. – Лезут повсюду. Их купцы буквально везде. Мне так говорили.
– И император живёт почти тысячу лет, – поддакнул я.
– Это-то как раз понятно, – покачала головой Эстрид. – Он лучше всех разбирается в управлении своей державой и только поэтому она ещё не рухнула.
– А может и рухнула уже? – предположил я.
– Может и рухнула, – пожала плечами некромантка. – Но Римская империя считается там величайшей из империй. Думаю, не зря.
У меня это в голове не укладывается. Как можно прожить тысячу лет? Насколько это дорого и вообще стоит ли того? Савол говорил, что процедура омолаживания и сохранения в вечности как бы фиксирует личность человека на том моменте, когда он был ей подвергнут. То есть тысячу лет подданные видят своего базилевса образца дня его омолаживания. Принципиально измениться он не может, поэтому остаётся точно таким же. Тысячу лет – уму непостижимо!
Тем не менее, их омолаживание – это гарантия того, что базилевс не чокнется в один момент. Савол также говорил, что фиксация личности – это не случайный побочный эффект. Таким образом базилевс оградил свою державу от власти внезапно или постепенно сошедшего с ума бессмертного правителя. Те, кто пренебрёг фиксацией личности, рано или поздно не пройдут проверку временем и обезумеют от гнёта патологических изменений личности, неизбежных при такой долгой жизни.
Но это также значит, что базилевс Юстиниан I – это не совсем человек. Век людской короток, люди порой меняются под гнётом времени совершенно неузнаваемо, а тут надёжная фиксация как на лучшем суперклее. И Юстиниан, как и остальные воспринявшие вечность правители, живёт в своей эпохе. Поэтому мир особо не меняется. У них и высшие сановники, коих правители избрали на роль незаменимых, также обретают бессмертие.