Но что значит — правду? Разве Лу знает точно, что произошло? Кто эти похитители? Из всех женщин, которым было кое-что известно о его причудах в амурных делах, никто, кроме Риты Алегрия, второй его жены, не знал, что в тайном чулане он хранит «Успение Святой девы». И в ту правдивую исповедь, которую он, бедняга, готов выложить Генсборо, надо ли включить историю картины? Всю, как есть, историю картины? Сознаться, что тринадцать лет назад он купил у мошенника итальянца «Успение Святой девы» Мантеньи, укра-
денное из мадридского музея Прадо и подмененное фальшивкой?
После пяти дней размышления Лу пришел к выводу, что, кто бы ни был организатором похищения, человек этот получил информацию о его столь тщательно охраняемых тайнах от Риты Алегрия либо от итальянца Аристидеса Менегетти. И вероятней всего, информация исходила от Риты, потому что итальянец умер в 1970 год и вряд ли мог что-либо знать о его интимной жизни. Рита же была единственной женщиной, знавшей о существовании чулана, и она видела, как старательно прячет он там «Успение Святой девы». Она, правда, не знала, что картина краденая, но сам тот факт, что Лу так тщательно ее оберегал и просил Риту никогда ни с кем о картине не говорить, мог кого-то, с кем она давала волю языку, навести на мысль об истинной причине. Если Лу удастся выйти отсюда живым, он, хотя бы любопытства ради, наймет детектива, чтобы выяснить, какие были у Риты любовники за последние тринадцать лет. Только очень близкому человеку, например, любовнику, она могла бы рассказать историю своих интимных отношений с Лу, подробности ритуала со школьными формами и экстаза при лицезрении картины Мантеньи. Конечно, Рита не знала, что лицо Святой девы, выражение ее лица, было точным портретом лица Фанни, его первой жены, в тот самый миг в ясеневом парке. Она также ничего не знала о похищении картины, которое в музее Прадо либо не было замечено, либо там по какой-либо причине не хотели этого разглашать. И также не знала она, что, прежде чем он завладел оригиналом, ни одна из многих копий, которые Лу заказывал у лучших имитаторов кватрочентистской живописи, ни самые превосходные литографии никогда не вызывали у него того эротического экстаза, в какой приводило его созерцание оригинала из музея Прадо. Обо всем этом она не могла знать и ни от кого не могла узнать.
Лу с нею запирался в чулане всего каких-нибудь раз десять, там он любил ее, глядя на лик Святой Девы, лик его незабвенной Фанни.
А чтобы Менегетти каким-то образом узнал его настоящее имя, это почти невероятно. И тем более невозможным кажется, что Менегетти мог кому-то проговориться о продаже картины,— ведь это бы его скомпрометировало. И конечно, очень трудно допустить,