озлобление и жажду мести и до сих пор ощущал жгучую боль прежних унижений, а теперь еще побоев и оскорблений сумасшедшего старого деспота, оттолкнул отца, выбил ногою стекла в окне, опрокинул стол, двинул кулаком отцовского секретаря, попытавшегося вмешаться, перевернул архивные полки, разнес вдребезги все, что попадалось под руку, ты, старый псих, тиран, старый дурак, я ненавижу тебя, поскорей бы ты сдох, сволочь ты поганая, и остановился он лишь тогда, когда увидел, что старик, словно подкошенный, рухнул в кресло.
Старый Финн скончался от инфаркта. И Генри, мучаясь глубочайшим комплексом вины, испытал в эти дни самый страшный кризис в своей жизни. Он же не хотел убить отца. Если бы старик его не ударил, не обозвал обманщиком... Но утешения он не находил. Фактически это он убил старика, это он пять долгих лет ждал дня, когда выплеснет всю злобу, накопившуюся после спора о выборе профессии. Он едва не пустил себе пулю в лоб. Все ему опротивело. В конце концов он записался добровольцем и отправился на войну в Корею. И там, в разгаре ожесточенных боев на тридцать восьмой параллели, выказал отвагу, граничившую с жаждой смерти. Под огнем он в одиночку пошел на пулеметную батарею и получил восемь пулевых ранений — в ногу, в грудь, в плечо и в левую руку, но все же дошел с поднятой вверх правой рукой до своей цели и бросил гранату, после чего товарищи сумели взять позицию.
Три месяца он провел в госпитале в Вашингтоне и остался навсегда с небольшой хромотой, так как одна из пуль повредила коленную чашку.
При его легендарных военных подвигах и двух университетских дипломах от предложений на директорские должности не было отбоя. Но он предпочел продолжать учиться, завершить занятия физикой и целиком посвятить себя научной деятельности. Служить Финну не надо было. Он унаследовал значительное состояние. В Массачусетском технологическом институте он прошел аспирантуру. Потом специализировался в применении математических программ к физическим проектам. В 1958 году тот же институт пригласил его старшим научным сотрудником, и в конце шестидесятых годов, став программистом первой категории, он принял участие в работах
НАСА, компании «Боинг» и Пентагона. Хотя он не соглашался быть постоянным сотрудником североамериканской службы безопасности — а может бы. ь, именно поэтому,— он стал одним из немногих математиков «национального значения». Он участвовал в нескольких сверхсекретных проектах, причем как программист был полностью осведомлен о их сути и масштабе. Такому успеху способствовали его серьезность и холостяцкое положение. Когда Пентагон в первый раз решил привлечь его к разработке сверхсекретного проекта, военная разведка досконально изучила его частную жизнь. С одной стороны, внушал опасения его холерический темперамент. Некоего высокопоставленного чиновника из министерства обороны, выразившего сомнение в его расчетах проекта реактора, Финн оскорбил грубой бранью, обозвал невеждой, и пусть он заткнет этот реактор себе в задницу, а он, Генри Финн, не станет работать под начальством чванливого генералишки, брызжа слюною кричал он, весь багровый от ярости, а в другом случае просто ушел из рабочей группы, чем поставил под угрозу срыва исследование чрезвычайной важности, причем также из-за оскорбленного профессионального самолюбия.