Хотя на этот раз селян можно понять. И доказательство тому — кровавые отпечатки подошв по всему дому старосты Рорика.
— Ну, чего стоишь столбом? — прикрикнул Стас на новичка. Иди, исполняй. И, вот что…
Он повернулся к Кызыму.
— Пойди с ними, проследи, чтобы подальше отвели. И наших оттуда убери, прежде чем… начнётся. Нечего им смотреть, такие вещи только разлагают подразделение.
— Ты, командир, похоже, всё уже решил? — осклабился в ответ гоблин. — Значит, всех берём?
— Всех. — ответил Стас. — Нет, ежили кто откажется — его воля, а так, от добра добра не ищут. Сойдут нам эти… э-э-э…фраерки. Будем делать из них настоящих «Жестянщиков».
Качество изображения было вполне приличным. Отрядный разведчик «Крысоловов» прошёл глубокий апгрейд всего за неделю перед миссией и располагал новейшими системами визуального наблюдения. Так что не нужно было рисковать, высовываясь из-за гребня мусорного отвала — пятифутовая телескопическая мачта выдвинулась из наплечного контейнера, и установленная наверху камера гнала картинку командиру кулака, а уж он транслировал её остальным бойцам. Ясно, чётко — так, что различимы были малейшие детали происходящего.
Но, пожалуй, сегодня эта высокотехнологичная предосторожность была излишня. Шайка «нечистых» мутантов, вопящих и галдящих на выжженном пустыре перед посёлком, и думать не думала о наблюдении, боевом охранении и прочих глупостях. Уродливые твари были очень заняты, и род их занятий наверняка заставил бы вывернуться наизнанку желудок Мартина Крысобоя — если бы таковой у него, конечно, имелся.
Картинка сместилась, и Мартин увидел пяток «нечистых», волокущих к толпе ободранного гоблина — упирается всеми конечностями, извивается, пасть ряззявлена в вопле животного страха. Понять его можно — ещё несколько мутантов готовят для бедняги нечто в виде ложа из ржавой решётки. Вот гоблина прикручивают к ней спиной вниз — тот ни на мгновение не прекращает сопротивления, но что толку? Мартин увеличивает картинку: вместо верёвок палачи используют «злую лозу», колючую проволоку с острейшими режущими кромками, «Нечистые» стараются вовсю: закручивают проволочные петли обрезками арматуры так, что те до костей врезаются в плоть, мгновенно покрываясь чёрной пузырящейся кровью.
Ну вот, готово. Шестеро «нечистых» подхватывают сооружение с корчащейся на нём жертвой и тащат к смердящему чёрным дымом костру… нет, не костру даже, а раскатанному по земле слою тлеющих кусков то ли пластика, то ли резины — как раз такого размера, чтобы разместить над ними импровизированную жаровню. Толпа, окружающая огненное ложе, издаёт восторженный вопль, заглушающий рёв боли и смертного ужаса несчастного. Мутанты скачут, орут, потрясают над головой тесаками и арбалетами. А в стороне коптят грязное небо три или четыре «готовых блюда», уже снятых с огня. Тела на закопченных решётках ещё шевелятся, издают мычание, полное невыносимой боли. Вместо кожи сплошная чёрная обугленная корка, вся в кровавых трещинах, конечности сгорели, но они ещё дышат, живут, и может, даже, в сознании — гоблины твари живучие…