Юна рассеянно кивнула. Ворота Гемм, да. Место, полное древней магии, в которой для людей умелых нет ничего страшного.
Написание формальных посланий она охотно поручала секретарю, сама писала только важное и личное. А Таюр — он был то же, что её письменный прибор, только лучше. Она выслала Таюра из кабинета, чтобы не смущать Сайгура — тот поглядывал на раба со смесью неприязни и жалости, и не мог относиться к нему как к мебели, как Юна, так что откровенничать не стал бы.
— Принеси ещё кипятка для чая, — попросила Юна, забирая черновики писем и переходя со стула на диван.
Она устроилась удобно, сбросив туфли — вытянула ноги и подбила подушки.
— Моя тани?..
Получив одобрительный кивок, Таюр присел на край дивана и принялся бережно и умело разминать Юне ступни. Чуть погодя начал:
— Позволено мне сказать, моя тани?
— Да, и не тяни! Мне хватит, что лорд Сайгур заморочил голову. С ним непросто, башмаки Гемм!
— Сиятельная тани Гайда не наградила тана Сайгура. Она его наказала.
— Что? — Юна отложила листы и села, он мягко удержал её ногу в ладонях, продолжая поглаживать. — Что ты сказал?
— Ещё немного, и вы убедитесь. Когда лучше узнаете его характер. Это же так очевидно. Дьямон для человека с таким характером всё равно что ловушка, в которую нельзя не попасть. Глубокая яма с ровными стенами. Жестокое наказание без капли колдовства. Сиятельная тани Гайда всего лишь понимает его характер. Он никогда не добьётся любви тани Челлы. Ему придется только зализывать раны, моя тани. Он уже начал.
— Да ты провидец? — Юна усмехнулась, разглядывая Таюра, который ни на мгновение не прекратил свое занятие.
— О нет, моя тани. Я внимательный.
— Это интересно, — она выдернула ногу из его ладоней. — Хорошо. Спасибо. Кипяток для чая, Таюр.
Найрин болел больше недели, и провел это время во сне. Точнее, он иногда просыпался, и вскоре засыпал опять. Сначала его лишь поили водой, потом он стал понемногу есть и вставать, кто-то младших оруженосцев был рядом и помогал — помыться, переодеться, пройти до окна и обратно. Но главное — Найрин спал. А потом вдруг проснулся. Спать уже не хотелось — непривычно и так радостно. Слабость ещё не прошла, но теперь хотелось жить.
— Милорд! — мальчишка-оруженосец поднёс к его рту чашку с отваром. — Что прикажете, милорд? На кухне уже варят кашу, скоро принесут…
— Или в лес со своей кашей! — пробормотал Найрин, глотнул один раз и отмахнулся.
Почему-то каша, вкусная, рассыпчатая, с какими-то фруктами, вспоминалась. И бульон. И жидкий суп с крупой и кореньями. Ничего этого он теперь не хотел.