— Вижу, вы устали, моя тани? Болит голова?
— Не надо, — она качнула головой, и он тут же убрал руки. — Может быть, позже.
— Я вижу, вы всё ему рассказали?..
— Почти.
— Вы не объяснили, что тани Челла фактически назвала имя будущего мужа? — он пытливо смотрел на свою госпожу. — Это очевидно, но…
Таюр, в отличие от братьев Канов, понимал всё и даже больше.
— Отложила до следующего раза. Ему пока достаточно. Подай чашку, я налью чаю тебе, и посиди со мной, — она протянула руку, и раб поспешно подал чашку. — И ничего не говори. Я хочу помолчать.
Таюр бережно принял чашку с напитком из рук тани и сел напротив — на скамью, ещё не остывшую после Сайгура, — и взял кусочек халвы.
Чашка чая из рук тани — драгоценная награда…
Слова Юны терзали Сайгуру и разум, и душу.
Она сама сказала — домыслы. Её предположения! Но они были похожи на правду. Услышав «домыслы», Сайгур вначале не поверил — такое возможно? Но сквозь недоверие уже пробивалось понимание — да ещё как! Гайда могла бы. Мортаг — никогда. Мортагу он верил, но, получается, король тоже обманут. Коварная стерва заигралась так, что использует даже короля?
Сайгур сочувствовал тому, кто рискнёт сообщить об этом королю. Вот именно, всё-таки он пока не совсем поверил.
Они вместе с Челлой приняли купцов, которые явились с «данью вежливости» — обменялся с ними приветствиями, получил денежный сбор за проезд и положенные подарки. И выпил с ними вина из чаши, которую пустили по кругу. Что следует делать, говорить и как себя вести, ему объяснила Челла. И Фурати присутствовал, наверное, беспокоясь, как бы владетель из-за неопытности не оплошал. И это было даже смешно. А Челла ни взглядом, ни вздохом не дала понять, что что-то произошло. Она чувствовала себя как рыба в воде, и снова вела себя как любимая мачеха — со строгим и прохладным взглядом сидела рядом с Сайгуром на широкой скамье, покрытой шелковым ковром, в дорогом платье и в накидке из тончайшего шёлка, слегка прикрывавшей нижнюю часть лица, и про золотое ожерелье тоже не забыла, и демонстрировала любезное внимание и согласие со всем, что говорил Сайгур. И тоже пригубила из чаши после того, как он сделал глоток, а когда один из купцов рассыпался в приветствиях лично ей по-мукаррански, любезно ответила на побережном. На её поясе, собранном из золочёных пластинок с цветными камнями, больше не было серебряной птички — подвеска так и осталась на руке у Сайгура, выше кожаного браслета. Он, кстати, о птичке и забыл — её теперь закрывал рукав, она не мешала.
Хвост тоже был на этом приёме, стоял за спинами других купцов. Когда всё закончилось, подошёл, на Сайгура только глянул, а Челле поклонился: