Однако, это воззрение крайне поверхностно и, кроме того, слишком удобно. Люди становятся рабами не только из-за собственного интереса; раболепная натура заложена в душе человека, как сетовал Горький. В человеческих отношениях следует объяснить как раз очарование человека, обладающего властью или символизирующего её. В нём есть что-то, что, кажется, излучается на других и растворяет их в собственной ауре, «эффект обворожения», как Кристина Олден назвала его, «нарциссической личности» [3] или, как Юнг предпочитал говорить, «мана-личность». [4] Но на самом деле люди ведь не излучают голубые или золотистые ауры. Мана-личность может попытаться вызвать блеск в своих глазах или нарисовать мистические знаки на лбу, может надеть костюм и эксплуатировать эффектный способ подачи себя, но она по-прежнему Homo-Sapiens, обычный вид, практически неотличимый от других, если только кто-то особенно в нём не заинтересован. Мана, присущая мана-личности, находится в глазах смотрящего; очарование заключено в том, кто его испытывает. Это именно то, что нужно объяснить: если все люди более или менее одинаковы, почему же мы горим такой всепоглощающей страстью к некоторым из них? Какой вывод нам следует сделать из следующего отчёта победительницы конкурса «Мисс Мэриленд», которая описывает свою первую встречу с Фрэнком Синатрой (певцом и кинозвездой, который приобрел богатство и известность в средних десятилетиях 20-го века в Соединенных Штатах):
“У нас было свидание. Я сходила на массаж, и мне потребовалось, кажется, пять таблеток аспирина, чтобы успокоиться. В ресторане я увидела его с другого конца зала, и у меня в животе затрепетали бабочки, нахлынуло такое ощущение, которое проходит с головы до пят. Мне казалось, что вокруг его головы было нечто подобное ореолу звёзд. Он проецировал нечто, чего я никогда не видела в своей жизни... когда я рядом с ним, я трепещу и не знаю, почему не могу выйти из этого состояния... Я даже не могу нормально мыслить. Настолько он обворожителен…” [5]
Вообразите научную теорию, которая могла бы объяснить раболепность человеческой натуры, достигнув её связующего звена; представьте себе, что после веков причитания по поводу человеческого безрассудства люди наконец-то поймут, почему же они были так губительно зачарованы; представьте себе возможность подробно описать точные причины личного рабства так же холодно и объективно, как химик разделяет элементы. Как только вы представите все эти вещи, вы осознаете лучше, чем когда-либо, всемирно-историческое значение психоанализа, который лишь один раскрыл эту тайну. Фрейд видел, что у пациента при анализе развивается необычайно сильная привязанность к личности аналитика. Аналитик буквально становился центром его мира и его жизни; пациент пожирал его глазами, его сердце распирало от радости при его виде; аналитик наполнял его мысли даже во сне. У всего этого обаяния есть элементы интенсивной любовной привязанности, но это присуще не только лишь женщинам. Мужчины демонстрируют «такую же привязанность к терапевту, такую же переоценку его качеств, такое же восприятие его интересов, такую же ревность по отношению ко всем, кто с ним связан» [6]. Фрейд видел, что это было сверхъестественным явлением, и чтобы объяснить его, он назвал его «переносом». Пациент переносит чувства, которые он испытывал к своим родителям в детстве, на личность терапевта. Он преувеличивает значимость терапевта до степени большей, чем сама жизнь, в точности, как ребёнок воспринимает родителей. Он становится таким же зависимым от терапевта, черпает защищенность и силу от него так же, как ребёнок сливает свою судьбу с родителями и так далее. В таком переносе мы наблюдаем взрослого человека в виде ребёнка в глубине его нутра, ребёнка, который искажает мир, чтобы облегчить свою беспомощность и страхи, который видит вещи такими, какими хочет видеть для своей безопасности, который действует автоматически и некритически, в точности так же, как он делал это в доэдипов период своей жизни.[7]