Иными словами, страх смерти должен стоять за всей нашей нормальной деятельностью, чтобы организм был вооружён для самозащиты. Но страх смерти не может постоянно присутствовать в сознательной умственной активности, иначе организм не смог бы функционировать. Зильбург продолжает:
"Если бы этот страх постоянно находился в сознании, мы не смогли бы нормально функционировать. Его необходимо должным образом подавить, чтобы мы могли жить хоть немного комфортно. Мы очень хорошо знаем, что подавить означает больше, чем просто спрятать подальше и забыть о том, что именно было спрятано и куда. Это также означает поддерживать постоянное психологическое усилие, чтобы хранить тайну [от самого себя], никогда не ослабляя бдительность [22]."
Таким образом, мы можем понять то, что на первый взгляд кажется невероятным парадоксом: вездесущее присутствие страха смерти в нормальном биологическом функционировании нашего инстинкта самосохранения и одновременно наше полное игнорирование этого страха в сознательной жизни:
"Посему в обычные времена мы передвигаемся, фактически, не веря в собственную смертность, как если бы мы полностью верили в наше собственное телесное бессмертие. Мы полны решимости управлять смертью... Человек, конечно, скажет, что знает: однажды он умрёт, – но на самом деле он об этом не беспокоится. Он хорошо проводит время, проживая свою жизнь, не думает о смерти и не хочет волноваться об этом – но всё это чисто интеллектуальные, вербальные признания. Правда в том, что его аффект страха подавляется [23]."
Аргумент с позиций биологии и эволюции – основной и должен восприниматься всерьёз; я не представляю, как он может быть исключён из обсуждения. Животные, чтобы выжить, должны были быть защищены страхом-реакцией в отношении не только других животных, но и самой природы. Они были вынуждены осознавать настоящее соотношение своих ограниченных сил с опасным миром, в котором находились. Реальность и страх естественным образом идут бок о бок. Поскольку человеческий младенец находится в ещё более уязвимой и беспомощной позиции, глупо предполагать, что животная реакция страха исчезнет в представителе такого слабого и высокочувствительного вида. Более логичен вывод, что она, наоборот, была усилена, как предполагали некоторые ранние дарвинисты: предыдущие поколения, испытавшие наибольший страх, были наибольшими реалистами относительно своего положения в природе и они передавали своим потомкам этот ценный для выживания реализм [24]. Результатом стало появление человека, каким мы его знаем: гиперактивное животное, которое постоянно изобретает причины для беспокойства даже там, где их нет.