Я взяла Дани за руку и повела за собой. Сегодня нас ждут в медцентре, Нико должен забрать нас. Для меня это будет первый полет на аэролете за четыре месяца. Точнее, не так, первый полет, который я решила провести с открытыми глазами.
Эти месяцы мои глаза смотрели за двоих — и себя, и Даниэля.
Дани после падения и неожиданного резонанса довольно быстро пошел на поправку. Он повредил спину, благо, осколок экрана я вытащила оперативно, и ударился головой. Но сказалась старая травма, полученная когда-то на службе, уже четыре месяца муж не видел совсем ничего.
Он сказал, что не помнит, как тогда поднялся, как выстрелил, не помнит свой резонанс, после которого он потерял сознание.
Те минуты, когда я держала его за руку, а он лежал без движения, и я уже думала, что это конец, навсегда врезались в мою память.
Я не знаю, откуда у меня взялись силы подойти к мертвому Ирвану, снять его браслет, который, в отличие от наших, не глушил зараженный аээролет. Я не помню, как звонила Маркусу, не помню, что ему говорила.
Я не уверена в том, сколько времени я ждала, когда нас найдут.
Говорят, иногда память бывает избирательной, иногда болезненные воспоминания просто не фиксируется нашим сознанием, будто ничего и не было.
Все то, что происходило потом, вплоть до момента пробуждения мужа через несколько дней, будто удалилось из памяти.
Зато, я посекундно могу рассказать, как Даниэль открыл глаза, как посмотрел на меня, как улыбнулся.
Я даже не поняла сначала, что что-то не так.
— Опять темно — сказал муж — это опять случилось, Дана.
Четыре месяца обследований, ожидания. Мужу нужно было полностью выздороветь, прежде чем ложиться в регенерационный аппарат для восстановления функций мозга и зрения.
— Знаешь, в любви наощупь есть свои прелести — сказал Дани, когда мы лежали с ним и Нико лежали ночью в постели — я тебя еще сильнее чувствую.
«Я тебя чувствую» — наверное, это можно назвать фразой этих месяцев.
«Я тебя тоже чувствую» — говорила я в ответ.
И не только четвертого мужа. Я чувствовала их всех. Этот эйнарский резонанс связал нас пятерых настолько крепко, что даже на расстоянии я знала, спокойны ли мужья или нет, радуются ли они или расстраиваются.
А они знали, что происходит со мной.
Именно тогда, когда нас сплотили наши малыши, все окружающие трудности и то, что случилось с Даниэлем, я могла четко сказать — мы — семья, мы — одно целое. И мои мужчины, насколько бы разными они не были, стали единым организмом. А я и наши дети стали центром всего этого.
— Все будет хорошо — Даниэль сжал мою руку, когда мы садились в аэролет.