Гожо, держа лягушку почти на вытянутых руках, зашел в маленькую комнатку. Подошедшая следом Мамочка подбородком указала на высокий табурет и задернула за юношей занавеску, синюю с орнаментом из ромашек.
— Знаешь, что делать? Или нужна подробная инструкция?
— Знаю, — голос парня неожиданно стал сиплым, как треснутая труба.
— Если что, зови, я тут рядом буду. Удачи, красавчик.
Послышались удаляющиеся шаги, и Гожо остался наедине с маленькой лягушечкой. Глупо потоптавшись на месте, юноша догадался посадить зеленую избранницу на табурет. Перебрав лапками, лягушка настороженно уставилась на юношу. Чувствуя себя донельзя глупо, парень глубоко вздохнул, зажмурился, и, наклонившись, чмокнул холодный лягушачий рот.
Громкий хлопок обдул лицо юноши резким порывом, заставив зажмуриться и отшатнуться. Открыв глаза, Гожо увидел перед собой на табурете девушку. Рыжую голую девушку, стыдливо прикрывшуюся руками. Растерявшись, юноша расплылся в глупой ухмылке и потянулся вперед, пытаясь снова поцеловать и одновременно обнять.
Звонкая пощечина прозвучала одновременно с новым громким хлопком. Отлетев к противоположной стене, Гожо, держась за горящую щеку, встретился взглядом с лягушкой, вновь сидевшей на табурете вместо девушки.
На шум из-за занавески выглянула Большая Мамочка. С укоризной посмотрела на парня и грубо вытолкнула его из закутка, оставшись что-то шептать лягушке.
Оставшись один, Гожо обнаружил себя под перекрестьем десятков взглядов лягушек и жаб из аквариумов. В них чувствовались осуждение и укоризна. Покраснев, юноша выскочил из домика.
Первым его желанием было сбежать. Да, так было бы лучше всего, словно ничего этого не было. Ведь никто не видел, как он шел к дому Большой Мамочки, никто не узнает, а он пришлет Большой Мамочке подарок, как извинение за беспокойство. Он уже почти решился бежать от позора, но стоило закрыть глаза, как перед ним вставала та рыжая девушка. Такая… такая… Он не мог подобрать слов, что бы описать её. Минут пять разрываясь от желаний одновременно уйти и остаться, Гожо ходил туда сюда по дорожке, пока наконец не плюхнулся на ступеньку крыльца, решив — будь что будет.
Большая Мамочка неслышно вышла из домика и сунула в руки Гожо маленькую чашку с мутным чаем.
— Пей, горе-герой.
На удивление чай оказался вкусным, чуть сладким от меда, с легкой мятной прохладой.
— А теперь повторим. Только на сей раз веди себя прилично. Ну кто тебя воспитывал? Разве можно к приличной принцессе сразу после превращения, не дав одеться и прийти в себя, лезть немытыми руками?