Янака раздумывал секунд тридцать. Потом посмотрел на Фудзи.
— Что скажешь, Костя-сан? Послушать мне байки твоего друга?
— Он был лучшим на курсе, Янака-сан, — тот скривился, словно попробовал гнилой лимон. — А ещё он обыграл все казино в Барселоне.
Это была импровизация. Но настолько удачная, что я восхитился чутьём Фудзи. Не дожидаясь дальнейших рассуждений, я повернулся к повару.
— Мне понадобятся три небольших стаканчика для сакэ и что-нибудь круглое вот такого размера, — я показал пальцами расстояние в сантиметр.
Повар молча выставил на стойку три непрозрачных фарфоровых стаканчика и положил рядом мускатный орех. Отлично.
Выставив на стойку стаканчики донцами вверх, я запустил между ними орех.
— Шарики-лошарики, за счастьем приходи. Угадай, в каком кармане спрятал лампу Аладдин?
Это был вольный перевод с арабского на японский. Не слишком гладкий, но времени оттачивать присказку не было.
На Шариа эта игра пользовалась огромной популярностью, — я вздохнул.
Нет больше Шариа. Нет громадных, остро пахнущих пряностями, коконами шелкопрядов, терпким верблюжьим молоком базаров, нет аксакалов, вечно сидящих в густой тени древних чинар, следящих старыми, но цепкими взглядами за ловкими движениями напёрсточника…
Память — горсть шариков в руке судьбы.
Я переставлял стаканчики, орех то появлялся, то исчезал. Янака и Фудзи заинтересованно смотрели за моими манипуляциями.
…Этой игре я научился на Сахре — одном из самых больших рынков Шариа. Шесть месяцев я изображал дервиша, блуждая между кибитками и лотками, заваленными товарами со всего света. Там я тоже остался без оператора — его очень некстати зарезали в уличной поножовщине. Чтобы заработать на жизнь, я крутил шарик, пел песенку, а сам тем временем высматривал беглеца…
Покрутив стаканчики секунд двадцать, я убрал руки и обратился к публике:
— Где по-вашему горошина?
Янака уверенно указал на крайний правый стаканчик. Разумеется, под ним было пусто.
— Ещё, — коротко приказал он.
— Шарики-лошарики, за счастьем приходи… Где горошина?
— Здесь.
Опять пусто…
От плиты запахло горелым — повар, забыв обо всём, увлечённо следил за игрой.
— Ты сэнсэй, — рявкнул Янака. — Никто не будет играть с сэнсэем. Адептам эфира запрещены азартные игры.
— Металл экранирует магию, — сказал Фудзи. — Медь, серебро, даже золото — все они затрудняют прохождение эфира.
— Давайте возьмём металлические стаканы, — кивнул я. — Ведь все знают, что металлом манипулировать невозможно?
Янака кивнул. Наконец в его глазах проступило что-то живое. Они сделались быстрыми, напряженными — как у кошки, почуявшей мышь.