Уже издали завидев проходную, я засомневалась, правильно ли делаем, но Машка уверенно тащила за собой. Поток посетителей никак не регулировался, люди с пакетами и свёртками просто шли и шли через калитку у главных ворот, разбредаясь по дорожкам большой территории и стараясь не поднимать глаз – все понимали, какого рода тут контингент, и деликатно избегали ненужных встреч и узнаваний. И ни одного радостного, беззаботного лица.
В нашем корпусе обнаружилось несколько подъездов, и пришлось обойти по кругу здание из красного кирпича, пока мы не нашли тот самый, с правильными цифрами. На звонок спустилась крепкая медсестра, окинула нас оценивающим взглядом и спросила фамилию – полиция проявила чувство юмора, записав нашу неопознанную женщину, как Кукушкину. Маша назвала и зачем-то продемонстрировала пакет с апельсинами и соком. Та равнодушно кивнула и провела нас наверх, в маленькую комнату с двумя кушетками и железной дверью в отделение, и тут же ушла, обещав привести нашу бабулю.
Вернулась минут через пять, и я сразу поняла, почему её называли двухсотлетней. Да уж, хорошо, что Алёнку с собой не взяли, оставив дома одну. И дело даже не в коже, будто из мятой бумаги, больше всего похожей цветом на берёзовую кору. И не в клочках белоснежных волос, напоминающих пух. Глаза-щёлочки, утонувшие в ловушке глубоких морщин, они пригвождали к месту, заставляя чувствовать себя песчинкой перед поднимающимся ураганом.
Невозможно было даже разобрать их оттенок в этом холодном, резком освещении, но я поймала себя на том, что не могу оторваться и всё всматриваюсь и всматриваюсь, до головокружения.
Машка с беспокойством сжала меня за локоть и я очнулась, присела на кушетку, чтобы не упасть. Старуха послушно пристроилась рядом, покосившись на зорко надзирающую медсестру. Машка хотела сесть с другой стороны, но старуха вдруг повернула голову и бросила на неё один лишь только короткий взгляд, и Машка застыла, сделала пару шагов назад, да так и осталась стоять там, опустив глаза.
– А ты кто? – голос её неожиданно молодой, девичий даже, только очень глубокий, грудной.
– Здравствуйте. Вы меня не узнаёте? – глупо было сейчас спалиться перед персоналом, что мы вовсе и не знакомы, а ходим на свидания.
– А, ты ведунья… Вижу. Молодая совсем. А что пришла-то? Спросить что хочешь или так? Устала я совсем, мочи уже нет. Всё в тумане, путаюсь я, теряю себя.
– Да, бабушка, я спросить хотела. А вы меня не научите, как от оборотней спасаться? – даже не знаю, что дёрнуло так сказать, но бабуля наклонила голову, словно прислушиваясь к чему-то далёкому, только ей слышному, и вдруг одобрительно улыбнулась, покивала. Надо сказать, что от этой беззубой улыбки у меня мурашки побежали и я еле удержалась, чтобы не сбежать сию же секунду.