…«Как дела, братан?», – спрашивает тебя казахский гаишник и тут же забирает документы. Еще бы, спешить ему совершенно некуда. За ним – вечность, и перед ним – тоже вечность. При этом совершенно все равно, нарушил ты правила или нет.
Мы, собственно говоря, ничего не нарушали. Нам хватило легенд о казахской ГАИ и ее великолепных подвигах. Их часто рассказывали еще в России. Но наша относительная законопослушность, собственно говоря, ни от чего не спасала. Пока инспектор не узнает, откуда ты едешь, куда ты едешь, как ты едешь, зачем ты едешь, с кем ты едешь и почему ты едешь, а также как поживают твои родственники до седьмого колена, в том числе и умершие в первой половине XIX века, ты никуда от него не денешься. Так что надо все подробно и очень терпеливо объяснять. Иначе у него будут все основания взять штраф за неповиновение должностному лицу при несении государственной службы.
Если учесть, что русский язык они тоже не всегда до конца понимали достаточно адекватно, можно только представить себе, насколько это была сложная и незабываемая духовная практика. Она воспитывала смирение, волю и мужество одновременно.
Впрочем, в этой звенящей пустоте, да к тому же на редкостном холоде, все напоминало о духовной практике, или, по крайней мере, вызывало желание немедленно выпить. Но у нас правило: за рулем мы не пьем. И поэтому духовность и смиренность надвигалась со всей неотвратимой силой.
Взять, к примеру, сам казахский быт. Живут казахи за пределами больших городов не просто бедно, а как-то даже сиро – одинаковые, глинобитные, в основном, советско-колхозные домики в продуваемой со всех сторон степи. Это естественно, откуда у кочевника вкус к архитектуре? Кочевник не должен привыкать к быту и обиходу, его обитель – степь и пустыня, его очаг – костер из сухой травы и верблюжьих лепешек. Видно было, что из юрт в эти поселки их загнали силой, добровольно туда б жить никто не пошел.
Зато каменные склепы у них – прекрасные дома, и в итоге вечные города мертвых выглядят куда убедительней временных поселений живых. Это глубокий образ. Пока ты жив, слоняешься по бескрайней степи, которой нет ни конца, ни начала, пьешь водку, каким-то таинственным образом взаимодействуешь с верблюдами – тебе, собственно, не нужно надежного пристанища. И вот ты умираешь, обретаешь покой. Вечное движение закончено. Нет ни водки, ни воды, ни сестер, ни братьев, ни коней, ни верблюдов, и твои близкие строят тебе истинную обитель, которая переживет время.
…Мысли эти крутились и крутились в моей голове: бесконечная степь, Азия, сколько еще мы проедем сегодня, интересно? Перед глазами мелькнула табличка – Аккыстау. Все было бы хорошо, но дело портили бесконечный, то начинающийся, то стихающий дождь, время от времени переходящий в град, и пронизывающий ветер плюс температура от нуля до десяти градусов – с погодкой, конечно, нам подвезло. Я катился первым, Вася и Макс Любер шли за мной. Мы заранее договорились, что именно мой «Иваныч» будет определять на этой дороге скоростной режим. Он и определял. Шли мы где-то под сотню. Как потом выяснилось, слишком резво. А мне тогда казалось, слишком медленно.