А места-то здесь неплохие. Интересные места. Одно только плато Устюрт чего стоит, километрах в двухстах оно от Бомбея.
– Устюрт? – переспросил Вася.
– Как, вы не были на Устюрте? – удивился дядя Леша. – И не думаете туда заехать? Это вы зря. Там такие дела особенные непонятно даже, с чем сравнивать. Может, заедете? В следующий раз, говорите? А следующего раза может и не быть у нас, парни. Кто знает, потянет ли вас еще в наши места.
Раньше-то в Азию раз за разом люди за кайфом ездили. Кайфа-то у нас хоть залейся.
– Мак или план? – спросил Любер.
– За планом многие катались, – подтвердил дядя Леша. – Но в основном мак, да. Опийный. Ему бошку надрезают, коричневый сок идет.
– И его тоже курят? – Любер решил сыграть в наивняк.
– Можно и перорально, и анально, и вагинально, как говорится. Потом они мачье обогащают, вываривают, оно становится помощнее. Но и первый сок тоже ничего, не то что кило запыхтел, и только тогда результат. Но подготовленное совсем хорошо. Зэки его черняшкой еще называют, черной. Они берут пенициллиновый баллончик, туда черняшку эту кидают, водичку и кипятят. Или на ложечке можно. Прокипятили хорошенько, потом машинку берут, и в жилу пускают.
– В живот, что ли? – опять принялся за свое Любер.
– Да нет, по вене, – дядя Леша изумился нашей неосведомленности.
– Получается, как героин? – поинтересовался Вася.
– Не, героин – синтетика, а то натуральный продукт. Синтетику разную америкосы делают, ЛСД всякое, героин. Вот у нас на селе новая штука появилась, крокодилом называется. Дрянь страшная. А эта, черняшка, спокон веку в Азии. И еще дурь, план, конечно, или масло. Знаете, наверное, у нас тут есть Шуйская, или как еще говорят, Чуйская долина. Там трава самая лучшая в Союзе была. Столько с ней связано историй. И у меня было.
Возвращались раз с соревнований, из Алма-Аты. Я за рулем, со мной Игорь Супряга, покойник он теперь. Ну, едем. А там у одного нашего дружок был в поселке рядом с долиной. Заехали, заночевали. Он в дорогу нам гостинец собрал – пачку «Беломора», сколько там, двадцать пять папирос, целиком, заряженные.
Ну, едем, мотики в кузове, покрышками припертые. Неуютно, степь да степь, разлука да разлука. А жара, градусов под 50 днем, в трусах едешь. А рядом Игорь такой же в трусах, небритый, страшный, волосы слиплись.
В общем, дернули одну папироску. Я еду, а он мне лапшу на уши вешает. Понесло его, гонка. Смотрю на него, а у него челюсть как бы отвалилась и сам он лысый. Вот ты разинь рот и не закрывай. Сможешь так говорить? Не сможешь, а он говорил без умолку. И еще лысый какой-то, а глаза синие-синие. Сам лысый, а на макушке ржавчина. Со мной просто спазм какой-то случился. Я, блин, вывалился прямо в пыль. И ЗИЛок мы уронили. На пятом разъезде это было, здесь, между Бомбеем и Актау. От Бомбея километров сто, не меньше. А дело-то к вечеру. На дворе октябрь, по ночам колотун страшный. Мысли всякие: околеем думаю. А потом смотрю, в семи-десяти километрах кошара заброшенная, надо за дровами идти. Еще покрышки жгли. А там дым такой, лицо все в саже. Смотрю на Игоря, ну прямо папуас. Ржу, не могу.