А вернется домой – напишет книгу. И в книге будет место нашей несравненной жестокости. А то подумаешь – свинцовая венецианская тюрьма, она – хорошая гостиница против нашего зидана.
Так что в любом уважающем себя азиатском городе существует точка восточного коварства, где свершались жуткие казни, самоубивались девушки, бросались на меч юноши, катились в ров головы незадачливых путников, ну и так далее, со всеми вытекающими последствиями. В Бухаре такое место – Большой Минарет, или, как его называют на местном наречии, минарет Калян – самое высокое здание в старом городе. Оттуда, как нам с особенной радостью поведал экскурсовод, сбрасывали приговоренных к смерти. Их было много, иногда очень много. Смотря какой хан, какие у него жены, какое у хана настроение по утрам. Да и законы шариата никто не отменял, а они, хоть и несут в себе высшую справедливость, но суровы, кто станет спорить. Вероотступникам – смерть, богохульникам и вольнодумцам – смерть, клятвопреступникам – смерть, пьяницам – тоже смерть. Ворам – нет, не смерть, просто отрубают руку, и гуляй себе, если выживешь…
Кто и как потом убирал трупы, – об этом экскурсовод промолчал. Зато он сообщил о главном. Лицезрение казни должно было у горожан, собравшихся на площади у мечети, вызывать радостное чувство. Они понимали, что соблюли закон эмира и вообще жили как правильные люди, в отличие от неправильных, валяющихся тут, в пыли, у их ног…
XII. История по-азиатски: свирепые повелители и суфийские мистики
…Глядя на современную Бухару, трудно представить, что когда-то здесь царили такие уж суровые нравы. Неспешный, даже где-то нежный город вплетает тебя в свою паутину, воркует с тобой на десятке наречий. И нынешние языки – узбекский, русский, таджикский – тоже вплетаются в эту вековую разноголосицу. Согдийский, фарси, арабский, греческий, – да кого здесь только не было! И все эти сумасшедшие исторические памятники проясняют нынешний бухарский провинциальный ритм. В него достаточно легко входишь, привыкаешь к нему, особенно если не плетешься за экскурсоводом от мечети к лавке сувениров и оттуда к новой мечети, а катишься или прогуливаешься сам, пытаясь вслушаться в музыку давно уже полуспящей, оторванной от остального мира, а в чем-то безумной и очень современной Центральной Азии.
…Вот, в парке Саманидов усыпальница Исмаила Самани. Ну и что ж, X век, ничего страшного. Саманиды – целая эпоха в истории Востока. Один из них лежит здесь, иные в Персии, иные в Дамаске и Багдаде.
…Или медресе Улугбека на одной из улиц старого города, носящей имя Ходжи Набобода. Кто таков этот ходжа, мне как-то не удалось выяснить, а вот Улугбек – целая эпоха. Султан Мавераннахр, внук Тамерлана, ученый и воин, один из крупнейших астрономов в истории, он построил медресе в 1417 году. Такую же основал и в своей столице, в Самарканде. Думал создать лучшую на земле обитель для ученых и людей, ищущих знания, и действительно, при его жизни здесь преподавали и учились лучшие астрономы, географы, богословы, правоведы и поэты. Они разошлись по миру, а медресе осиротели. Теперь это только архитектура, классический среднеазиатский стиль.