Устроившись в кресле, забравшись с ногами, укрывшись принесенным с собой одеялом, читала книгу по истории. Делать все равно больше нечего, а книга оказалась почти не нудной, хотя прочитанное не желало задерживаться в памяти.
После всего пережитого во мне будто что-то сломалось, будто лопнула натянутая до предела нить, соединявшая все мои части вместе. Словно рассыпалась на отдельные кусочки памяти, утратив способность чувствовать реальность.
Но не это главное, а появившийся патологический страх, болезненная необходимость видеть Серого, быть рядом, знать, что с ним все в порядке. Настойчивая и неудержимая, как и тревожность, не покидавшая, не смотря на успокоительные, которыми меня здесь щедро поили.
Когда мы с Правящим переместились в лекарское крыло академии, за меня взялись целители. Для начала чем-то напоили и уложили совершенно измученную, вымотавшуюся спать в одной из палат. Так и провалялась практически сутки.
А когда проснулась, или вернее сказать пришла в себя, ощутила острое, болезненно беспокойство и необходимость узнать, что же с Серым. Настолько явно и неудержимое, на уровне мании, что справиться с ним даже не пыталась, отправившись на поиски.
Мне надо было его видеть, знать, что живой. Словно от этого зависит моя собственная жизнь, и существовать без этого невозможно. Как была, в длинной, плотной, глухой рубашке, вышла в пустой светлый коридор с одинаковыми прямоугольниками дверей.
И сразу за соседней дверью наткнулась на него. Без сознания, лежащего на кровати, невероятно бледного, но живого. И стало легче, в один момент, но уйти оказалось выше моих сил.
С тех пор так и сижу рядом, с редкими перерывами. И даже ем здесь, благо в небольшой палате есть стол и пара стульев, а мнение персонала меня совершенно не волнует.
Наверно всему виной случившееся, но я будто утратила чувство страха. Словно перейдя заветную грань в темнице врагов Правящего, когда осталась там совершенно одна, без надежды на помощь и спасение. Тогда мне стал знаком истинный страх, переходящий в животный ужас.
Это словно заглянуть бездну, встретится и ней взглядом, и даже впустить в себя. А после позволить пройти насквозь, оставляя лишь память ледяного присутствия, от которого кровь стынет в жилах, переводя за грань страха.
И сейчас ничего не чувствовала, мне было все равно. Персонал возражал, чтобы сидела у постели Серого, но меня указания, комментарии и попытки выставить не волновали и не трогали. Слушала причитания, нотации и просьбы, не обращая никакого внимания.