– Какой ужас! – Я падаю на табурет и хватаюсь за голову. – Пару дней? Ты уверена?
Мама пожимает плечами.
– Посмотрим, может, он и до воскресенья останется. Кстати… – она вдруг жеманно поводит плечами и хитро улыбается. – Анатолий Иваныч сделал мне очень дорогой подарок, гляди!
Она аккуратно заправляет волосы за уши и демонстрирует новые сережки. Те самые, что утром мне притащил Лаптев!
– Ну как? Нравится?
Я сначала цепенею на пару секунд, а потом, придя в себя, сразу несусь в коридор. Анатолий Иваныч все еще там: заботливо помогает Алёне освободиться от теплой кофты и штанов.
Я отпихиваю его от ребенка и с остервенением трясу за плечо.
– Вы что творите-то? Совсем уже того?
– Но ведь кофта насквозь мокрая, – бубнит Иваныч, вжимая голову в плечи. – Я просто хотел помочь, чтобы ребенок не простудился.
– Хватит косить под дурачка! Я сейчас про сережки, а не про кофту. Вы зачем подарили маме чужую вещь?
Иваныч делает шаг назад и торопится ослабить ворот рубашки, будто тот его душит:
– Я не виноват. Твоя мама сама нашла эти дурацкие сережки и решила, что они подарок. Ведь у тебя даже уши не проколоты!
– Невероятно! – Я медленно стягиваю пуховик и роняю его на пуф.
– Майя, пожалуйста, не выдавай меня: твоя мама сейчас такая радостная. Зачем мы будем портить ей настроение? – Иваныч смотрит на меня побитой собакой и то и дело идет красными пятнами. – Я отдам тебе деньги за сережки. Сколько они стоят? Тысяч пять? Шесть? У меня просто сейчас немного туго с финансами, но на следующей неделе, обещаю, я отдам всё до копейки.
Мне слегка нехорошо.
– Я понятия не имею, сколько они стоят. Я хотела их вернуть.
– Вернуть? – Он слегка напрягается, но, немного подумав, отбрасывает прочь любые волнения. – Этому хмырю? Делать нечего! Дареное назад не возвращают.
Ярость накрывает меня плотной удушливой волной.
– Знаете что?
– Что?
Я набираю полную грудь воздуха и возвращаюсь на кухню.
– Мама, я должна тебе кое-что сказать.
– Подожди минутку. – Мама осторожно разливает борщ по тарелкам и лишь потом поворачивается ко мне, лицо ее сияет, как медный тазик. – Ну?
– Эти серьги… Они… – мне почему-то мучительно не хватает слов, я облизываю губы, пытаясь собраться с мыслями, но те всё равно куда-то разбегаются. – Эти серьги тебе очень идут.
– Правда? – Мама улыбается, как ребенок. – Спасибо. Мне они тоже сразу понравились. У Толика отличный вкус, именно этим он меня когда-то и привлек.
* * *
Ночью Анатолий Иваныч ведет себя достаточно смирно: окна не распахивает, по холодильнику не лазит. Наверное, и правда чувствует себя виноватым. Еще бы не храпел – было бы вообще отлично.