Спустя несколько минут сторож нацепил на себя ремень.
– Посмотрим, захочется ли тебе еще открыть свой поганый рот.
Он отвесил последний удар жесткой ладонью, отчего уже слегка расслабившаяся Мари вздрогнула и распласталась по земле. Садист вновь усмехнулся. Девочка чувствовала на себе его прожигающий взгляд и сытую улыбку. Гулкие удаляющиеся шаги наконец позволили Мари облегченно вздохнуть. Она приподнялась на локтях и отыскала взглядом Иссура. Тот сидел у стены и смотрел в сторону, потирая кровавый затылок. Мари привела себя в порядок и подошла к другу.
– Давай протру.
– Да мне не больно.
– Нет, я протру.
Девочка сбегала к своей койке и принесла карманный календарь. Вырвав из него пару листов, она размяла их в руках и приложила к шее Иссура. Страница с маем месяцем пропиталась кровью, цифры и крупные буквы с вензелями налились красным1.
– Мне очень жаль, что так вышло, – стеклянный голос мальчика разрезал тишину. Он не плакал, не морщился, не кусал губы. Вид беспомощной подруги в мерзких мужских руках врезался и протаранил ему голову как пуля крупного калибра. Внутри треснуло.
– Все хорошо, не думай об этом, – Мари сменила «салфетку».
Иссур развернулся и схватил девочку за запястья.
– Как я могу… не думать? Ты сейчас стоишь передо мной, такая добрая, заботливая, а буквально пять минут назад это дрянь измывалась над тобой всеми возможными способами. А я просто сидел и смотрел на это, смотрел как убогий, жалкий слабак!
– Иссур, ты не…
– Нет! Даже не начинай! Кто я, по-твоему, мужчина или изнеженная принцесса?
– Ты – мужчина, но ты не должен…
– Хватит! Устал слушать!
Иссур сдернул с затылка «салфетку», вскочил на ноги, и направился к выходу, потирая переносицу.
– Сейчас он ответит, сейчас он получит…
– Нет, не надо!
Мари перекрыла мальчику дорогу, раскинув в стороны руки.
– Пусти! Я ему покажу, как подобает обращаться к девушками!
– Иссур, я прошу тебя…
– Пусти! Пусть меня высекут, пусть пристрелят, но я не позволю трогать тебя!
– Дурак!
Девочка медленно сползла на землю перед другом, обхватила руками голову и наклонилась к земле.
– К чему сейчас твое глупое благородство? Ты умрешь, с тобой умру и я. Я потеряю единственного родного человека, Иссур. Ради этого ты сейчас пойдешь драться с военным? Убивая себя, ты приставляешь дуло и к моему виску! Бестолочь, когда же ты уже это поймешь?!
Мари закричала в землю. Закричала, как орлица, навсегда потерявшая птенцов. Как мать солдата, нашедшая в списке погибших заветное имя. Вся боль, накопленная за долгие месяцы заключения, выплеснулась в одну минуту, когда ее, казалось бы, железная воля дала слабину. Иссур опустился рядом с девочкой на колени. Его растерянный взгляд бегал по подруге, руки застыли в нескольких сантиметрах от драгоценных плеч.