Услышав гул возмущения и крики: – Изверги! У вас матери были? – полицаи и фашисты стали битьприкладами всех людей подряд .
Таня не понимала, что происходит. Она растеряно смотрела по сторонам, но получив сильный удар приклада в плечо, заплакала от боли и от страха. Мать, на одной руке державшая самую маленькую дочь, другой, старалась прижать детей к себе, прикрывая их глаза и постоянно дрожащим голосом повторяла: – Не смотрите, не смотрите, дети.
Но Таня, застывшая от ужаса видела, как полицаи отпустили веревки, к которым был привязан партизан. Она даже не поняла сразу что произошло. Скованная ужасом, девочка не могла пошевелиться. Люди, крестясь, падали на колени. В небо поднялся общий стон людского горя. А Таня стояла и смотрела на кровавое месиво, которое осталось висеть на верхушках двух берёз. Она не помнила, как Коля, подхватил её на руки и прижал к себе. Как полицаи и фашисты стреляли вверх голов рыдающих и проклинающих их людей и разгоняли их по домам.
Тогда Таня находилась ещё долгое время в стопоре, из которого никто не мог её вывести, кроме мамы, которая, посадив её на колени и прижав к себе, целуя горячую голову дочери, плача, тихо читала ей молитвы, прося у Бога не лишать разума невинного дитя. Толи тепло материнского сердца, то ли молитвы дошли до Всевышнего, но ночью Таня, так же, как и сейчас, поднялась с кровати и, прислонившись спиной к стене, горько заплакала, пока Маша, не обняла её и, положив рядом с собой, тоже горько заплакала.
Ужас увиденного и пережитого долго преследовал Татьяну и во взрослой жизни.
***
Вот и сейчас, вспомнив эти ужасные дни своего детства, Татьяна Аксёновна привстала и попробовала опереться спиной на диванную подушку.
– Мама, ты опять плачешь? – подошедшая Рита помогла матери сесть удобней и промокнула катящиеся из её глаз слёзы, – мама, но что же ты так сердце своё рвёшь, – она накапала в мензурку успокоительных капель.
– Да, вот, наверное, скорого заберут меня к себе, мои родные. Родители, брат Коля, Маша…
– Ну что ты говоришь? Может, они все живы, а ты их хоронишь.
– Ну, что ты, Риточка, не успокаивай меня. Колю с Машей в Германию угнали, да наверняка они в концлагерях и погибли. Живы были бы, отозвались. Да старше они меня были, сколько годков то им было бы сейчас… Что ты… А я помню, как их проклятые нелюди в Германию угоняли…
Совсем звереть стали фашисты, когда Красная Армия пошла в наступление. Всех более менее крепких мужиков, женщин, парней и девочек подростков, как наша Машенька, всех загнали по машинам, кто сопротивлялся, расстреливали… Сколько людей полегло. Представляешь, им наша собака понравилась. Так и её увели с собой. Только так и пропали наши Коля с Машей. Как мама убивалась… А через год, не поверишь, вернулся наш Тарзан. Вот бывает же такое. Уши и хвост обморожены, худой, измождённый, но добрался до дома. А мама как поняла, что это наш пёс, так и разрыдалась. Кричит: – сгинули мои детушки, погубили их ироды проклятые. А ты говоришь, найдутся.