Но когда музыка закончилась, и мужчина в чёрной длинной одежде встал из-за инструмента, она оглянулась на Ивана и, вытерев слезу, катившуюся по щеке, подошла к ксёндзу, который перекрестил её голову, пока она приложилась поцелуем к его руке.
Иван стоял и наблюдал за прихожанкой костёла. Она была ещё красивее, чем он её представлял, когда наблюдал за ней. И даже небольшой шрам на щеке совсем не портил её лица. Его удивила только худоба незнакомки. Казалось, что её недавно освободили из концлагеря.
Ошарашенный её красотой, он стоял, наблюдая за ней, не шевелясь. Даже тогда, когда она вышла и за ней, со скрипом закрылась тяжёлая дверь костёла, он не смог двинуться с места.
– Пше прашем пана? – Иван не заметил, как к нему подошёл ксёндз, недавно благословивший незнакомку.
Улыбаясь, он что-то говорил на своём языке, но Иван никак не мог понять, что он пытается ему объяснить.
– А, Маруся? Её зовут Маруся? – наконец догадался Иван.
– Так, так! Маруська нема.
– Маруся немка?
– То не так! Нема…– он стал показывать пальцем на свой закрытый рот.
– Немая?
– Так, так.
– А, с детства, наверно? – тихо сказал Иван и, повернувшись, хотел уйти.
Но ксёндз, положив ему руку на плечо, остановил его.
– То не так! Полицай! – ксёндз сделал движение двумя пальцами, и Иван понял,
что Марусе полицай отрезал язык.
– Как? Фашист! – вскричал Иван.
– Так, так! Маруся естем в ним на Бялоруси, – он стал показывать в сторону востока.
– Она из Белоруссии?
– Так, так! Она ест доброн дзевчинон. Не ображай ей.
Наконец Иван понял, что хотел сказать ему священник, и вышел из костёла. Он и не собирался обижать и без того несчастную девушку, просто хотел догнать её и ещё раз посмотреть в такие большие красивые глаза. Но Маруси уже нигде не было видно.
Дни летели, работа шла, а немая Маруся никак не покидала думы Ивана. Но однажды патруль привёл в комендатуру задержанную девушку.
– Это ещё что?
Спросил комендант, встретив патруль с задержанной в коридоре здания.
Иван, шедший за командиром, сразу узнал Марусю. Красивая, так же опрятно одетая, с той же косыночкой, чудно покрытой на волосах, как принято у здешних женщин. Её худобу заметил и командир. Руки, что соломинки, только и остались на лице глазищи, что два блюдца.
– Нет. – Да, вот товарищ полковник. Молчит.
– Чего? – возмутился полковник.
– Молчит! Спрашиваем имя, фамилию и всё такое. А она смотрит на нас и молчит.
– Так может, она того? Другой какой национальности? – строго спросил командир.