Однажды, провожая в его очередной велопробег по горной Турции, я вдруг поняла, что это – прощание навсегда, и горько заплакала. Денис тогда от неожиданности как-то обмяк, прижал меня к себе и погладил по волосам: «Ну что ты, в самом деле? Столько раз уезжал – не ревела. Что на тебя нашло? Скоро буду дома, и все вместе пойдем по Восточному Крыму…» Но он не приехал. Из Турции его вызвали работать в Москву, а через полгода незнакомый женский голос в телефоне потребовал, чтобы я согласилась на развод.
Я заставляла себя забыть о нём: убрала все его фотографии и старалась чаще выбираться с детьми на природу. Поставленное самой себе табу на Дениса подвергало меня в жесточайшую депрессию. Каждое закуток Крыма, каждый пляж Ялты, каждая тропка напоминала мне о нем. Больше трех лет продолжалась эта мука. В конце концов, как ответ на мои неумелые слезные молитвы, пришло приглашение от давнишних американских знакомых принять участие в Чеховском фестивале в Сакраменто, штат Калифорния. Я с головой занырнула в подготовку к фестивалю, ощутив безмерную радость от творчества любимого, но подзабытого классика. Решение дизайна велопалаток и пошив уникальных лыжных комбинезонов с молнией на заду и промежности было задвинуто на задний план. Антон Палыч явно был фаворитом того сезона. Из Сакраменто я уехала обновленная, неожиданно для себя открывшая почти нерекламируемую, какую-то андеграундскую театральную тусовку США. В Ялте театр Чехова был закрыт, как тогда казалось, навсегда. Парадокс, но в США ценили Чехова больше. Возникла переписка, приглашение снова поработать в Сакраменто, и так как-то само по себе вышло, что через два года я с сыновьями переехала в Америку на ПМЖ.
Сейчас, десять лет спустя, вдыхая аромат свежевыпеченного пирога на борту своего «Флибустьера», я с нежностью посматривала на семейные фотографии, украшающие кабину яхты. Мой старший сын Алёшка уже был совсем самостоятельным и, сознательно идя по стопам отца, готовился стать программистом. Он уже два года как жил и учился в научном поселке в Силиконовой долине. Недавно, оставив дом и машину своему младшему сыну Сережке, я переселилась на миниатюрную, длинной всего три метра шестьдесят сантиметров, яхточку.
У меня была мечта. Мечта это была не совсем обычная для сорокалетней дамы с двумя детьми, работающей медсестрой в санаторно-реабилитационных центрах Сакраменто и подрабатывающей переводами. Я с детства мечтала пересечь Тихий океан. И не просто пересечь, но сделать это на маленькой, не больше четырех метров, лодке под парусом. Уж и не знаю, как у меня появилось это желание, да только мысль эта меня отпускала лишь время от времени, бумерангом возвращаясь с каждой телепередачей о храбрецах, пересекающих океан в лодках-капсулах длинной чуть больше метра, в открытых каяках, в рыбацких баркасах…