Вдруг я почувствовал, как чьи-то холодные и скользкие пальцы вцепились мне в горло. Чьи-то! Стало трудно дышать, я, пытаясь высвободиться, спросил Брумтильду:
– Слушай, подруга, почему ты решила убить меня таким вот старинным способом? Где же твоя хвалёная смекалка и изобретательность? Или ты стареешь?
Брумтильда, убрав руки с моей шеи, засмеялась и стала видимой. На этот раз она приняла образ непорочной девы. Простой сарафан, которые носят крестьянки; белокурые волосы почти до пят; голубые, скромно потупленные глаза… Да, сильна!
Я засмеялся:
– Я преклоняюсь перед силой твоих чар, о изобретательнейшая из ведьм! Честное слово, если бы не твои злодеяния, я бы очень уважал и преклонялся бы перед тобой, о Брумтильда!
Ведьма ответила мне, сопровождая ответ хриплым и отрывистым смехом:
– Стараюсь, дорогой мой Генрих, стараюсь! Слушай, колдун, может быть, мы с тобой объединим наши усилия? Вдвоём нам и чёрт не страшен! О твоей силе ходят легенды, да только не туда ты её тратишь!
– Куда же я должен ее, по-твоему, тратить? Разорять крестьян? Морить голодом детей?
Брумтильда очень серьёзно и долго изучала выражение моего лица. Покончив с этим занятием, она сказала с недоумением:
– Ничего не понимаю… Ты обладаешь недюжинным умом, а простых вещей понять не можешь… Моя сила растёт, год от года, благодаря тому, что ты называешь «злодеяниями». Если я не буду этого делать, я просто зачахну и умру, через каких-нибудь сто – двести лет… Зачем мне это? Я ещё молода, и мне хочется пожить и пошалить ещё немного…
– Ты называешь это шалостями? Где бы ты ни прошла, где бы ни находилась – всюду горе и смерть.
– Мы с тобой понимаем одно и тоже по-своему. Твои бедные крестьяне режут скот, чтобы утолить голод. Ловят рыбу и едят её, чтобы утолить голод. Для бедных свиней, коров и карпов это трагедия, которая это мужичьё совершенно не беспокоит. Как ты пояснишь это?
– Тоже мне, сравнение. Если они не будут этого делать, то умрут вместе со своими детьми…
– А я тоже не желаю умирать, я хочу быть бессмертной! Послушай, Генрих, я разве не нравлюсь тебе?
Дыхание её стало прерывистым, щеки налились румянцем.
– Брумтильда, любой театр с удовольствием взял бы тебя в свою труппу…
– Не хватало мне заниматься этим низменным занятием. Я тебе о великом, а ты…
– Ты спросила меня, нравишься ли ты мне… А ты сама-то хоть помнишь, как выглядишь по-настоящему? Сколько раз на день меняешь свой облик?
Ведьма вздохнула:
– Мой милый Генрих, я, по нашим понятием ещё очень молода, хотя мне уже… впрочем, не будем об этом. Выгляжу я на самом деле не лучшим образом… Боюсь, что не понравлюсь тебе. Видишь, как я с тобой откровенна. Не понимаю даже, почему… – она вновь потупила глаза.