Городская полиция, надо отдать ей должное, за короткий срок провела масштабную розыскную работу, перевернув «вверх дном» всю Вильню. В ходе своих проверок и рейдов, полицейским удалось отловить нескольких негодяев, которые находились в давнем розыске, и раскрыть пару серьёзных преступлений прошлых лет, но положительного результата в поисках самой Барбары, или её предполагаемых похитителей, увы, это не дало…
Мартин сложил бумаги в папку, отложил её в сторону, и откинулся на спинку кресла, сцепив руки за головой. Посидев так несколько минут, что-то обдумывая, он резко вытянул руки вверх и с благодушным кряхтением потянулся, после чего снял трубку телефонного аппарата и быстро набрал номер.
– Вечер добрый, дружище, собери, пожалуйста, мне к завтрашнему дню всю, какую сможешь, информацию о Барбаре Адамовне Мирской. Да-да, именно о ней, пропавшей так сказать, или исчезнувшей, это уж как тебе больше нравиться, не смею настаивать. Дама она светская, очень известная, поэтому, зная твой интерес к популярным персонам из общества, думается, что уже сейчас ты смог бы мне чего-нибудь о ней рассказать. Но подожду до завтрашнего дня. Освежи свой архив, возможно, что-то новое станет известно, – говорил Мартин с растянутой во весь рот улыбкой шагаловского кота, после того как на противоположном конце ответили ему явно недовольным голосом. Выслушав мнение своего собеседника о неприличии столь поздних звонков, и кое-что непосредственно о себе, Мартин спокойно продолжил:
– Я прекрасно знаю, что лучше меня никто не портит людям настроения, а порой и жизнь, но думаю, твоя обворожительная нимфа не сильно обидится, если ты, после того конечно как она уснёт, уделишь немного внимания и моей персоне. Усыпи её поскорее, и займись делом, Доминик. До завтра!
Мартин положил телефонную трубку, хлопнул в ладоши и с аппетитом принялся за пирог с молоком. Перекусив, он поднялся из-за стола, включил настольную лампу и опустил ночные шторы на окна кабинета, после чего направился к коробке с сигарами. Бельский практически не курил, но иногда под настроение, особенно в минуты глубокого раздумья, либо в хорошей компании приятных ему людей, да за интересной беседой, позволял себе выкурить дорогую сигару, непременно кубинскую. В память о тех днях, которые ему пришлось по расписанию судьбы провести на этом чудном острове, хотя его жизнь там была вполне себе прозаичной с набором обычных житейских мытарств, а порою даже трагичной, но даже при всём при этом воспоминания о Кубе у Мартина всегда были только благостные.