Дэн же усиленно думал. Он не мог просто так отпустить свою жертву, иначе все, кто сейчас был во дворе, а это уже почти вся школа со старшеклассниками, посчитали бы его трусом. Этого он никак не мог допустить. Но и подойти к Лизе боялся. Всё-таки у неё бабушка и мама были ведьмами. Даже если и по слухам.
Наконец, найдя выход, Дэн прокричал на весь двор так, чтобы его хорошо было слышно всем, кто сейчас наблюдает за ним:
– Что, хлюпик, полез под юбку к девчонке? Сам боишься выйти со мной один на один?
И выжидающе уставился на Сашку. Тот же до сих пор держался на ногах только благодаря Лизе, которая, кажется, ничуть не была этим разочарована и стояла, как ни в чём не бывало, разве что не свистела. Могло показаться, что ей даже абсолютно не тяжело держать на себе онемевшего Сашку.
И почему он вдруг лишился всех слов, и будто язык проглотил – Сашка не понимал. Ведь он может достойно ответить, не дать себе стать ещё большим посмешищем. Но ни одного слова не вырвалось из его рта, остававшегося крепко сжатым.
Нарастающий смех толпы поддерживал Дэна. Дэн же, почувствовав в себе прежнюю уверенность, продолжил:
– Ну, ты и цыплёнок! Цып-цып-цып, цып-цып-цып! – закудахтал, словно курица.
Сашка хотел было возразить, но только смог открыть рот и снова его закрыть. Да и не услышал бы его никто, ведь большенство школьников, чтобы стряхнуть с себя мистический страх, подхватили Дэна. Вскоре кудахтанье разносилось далеко за пределы школьного двора.
– Пойдём ребята, – закончив кудахтать, бросил Дэн своим дружкам и зашагал в сторону от школы.
Малышня перед ним почтительно расступилась. Отойдя на несколько шагов, Дэн повернулся и презрительно фыркнул:
– Увидимся в понедельник, цыпа!
Толпа начала расходиться. Только Сашка, поддерживаемый Лизой, остался на месте. Он не находил в себе сил дёрнуться. Какой был позор! К тому, что его всегда достаёт Дэн – он уже привык, и даже научился бегать ещё быстрее, чем прежде, чтобы он и его дружки не смогли догнать. Но сегодня он укрылся за спиной у девчонки. Да у кого! У Лизы! У Лизы, которую сам считал чокнутой!
И он до сих пор держится за неё.
– Ты не думай, что если я молчу, значит мне легко, – вдруг раздался чей-то тонкий голосок, прямо над его ухом. Сашка сразу подскочил и отпрянул в сторону.
Раньше она с ним никогда не говорила, да и не слышал он, чтобы она вообще разговаривала с кем-то, только разве что на уроках, когда её спрашивал учитель. Поэтому теперь Лизин голос Сашке показался совсем незнакомым. Но – видное ли дело! – приятным. Он даже не понял, как в такой девочке, которая общепризнанно была ведьмой, а он сам считал её чокнутой, мог жить такой тоненький голосок. Разве не должен быть он грубым и хриплым? Или загробным и потусторонним? Устрашающим в конце концов!