— Апельсинов хочу. Они есть?
— Конечно же, душенька. Посмотрите — ка в холодильнике. В отделе с фруктами.
Полина тянет ручку белоснежной дверцы на себя продолжала напевать себе тихо под нос.
Цепкий орлиный взгляд Валентины Теодоровны невольно подмечает огромный алеющей синяк на светлой, хрупкой руке чуть выше запястье. Когда длинный рукав платья чуть задирается пока длинные пальцы довольно цепляют круглый, сочный плод семейства цитрусовых.
Но кухарка тактично молчит и улыбаясь продолжает готовить ужин.
В кухню неожиданно влетает слегка обеспокоенный Герман. Который одет небрежно в любимые чёрные джинсы и белую рубашку — поло. Которую он всегда расстегивает на несколько пуговиц.
Он берет растерянную Полину под локоть и быстро уводит.
— Тебя — то я искал, Фея! Пойдём! — Возбуждено шепчет на ухо.
— Что-то случилось? — Весело хмурится она.
— Сейчас узнаешь…
Выходят в коридор. Герман отпускает подругу и встаёт напротив.
— Ну? — Усмехается девушка. — Что такое, Гер? Забыл, что клубы утро закрыты?!
— Да ну тебя! — Отмахивается равнодушно от подколки.
Потом смотрит на Полину серьёзно. Обреченность проскальзывает в его потухшем взгляде.
Адамова пугается и подрагивающими кончиками пальцев впивается в его плечи.
— Говори, давай, что случилось!
Он молчит, морщится собираясь с духом.
— Ну говори! Герман блин! — Требует осевшим в раз голосом.
Герман выдыхает и выдает охрипшим голосом:
— Уезжаю я, сладкая…
— Чтооо?
Пытается переварить неожиданную информацию. Ещё больше прижимается к телу Германа в растерянности.
Голос дрожит. В голове куча разных идиотских мыслей… А вдруг Виктор Сергеевич решил отправить младшего нелюбимого сыночка куда подальше? К родственникам на другой конец России например? И что? Как она без Германа будет жить?
«С ним поеду.»
Проскальзывает в голове. Тут же одергивает себя мысленно. Ну, что за глупость, что за вздор?!
Куда она черт возьми хочет поехать когда её дом и муж здесь?!
«Но если Германа не будет…» — жалко бормочет внутренней голос девушки.
Она же так привязалась к этому всегда весёлому парню. Этой вечной своей опоре, другу и утешителю. Как теперь она может отпустить его? Как сможет спокойно смотреть как он уезжает из этого дома навсегда? Как сможет мириться с несчастными письмами и звонками?
— Вижу ты себе уже напридумывала не весть, что! Садись, аккуратно. — Хихикнул Герман усаживая Полину на диван. Сам он опустился на колени возле её ног и с нежностью взял её ладони в свои.
— Побледнела та как! И руки холодные! — Сокрушается улыбаясь.
Потом добавляет, то что приводит давление Полины в норму.