Миша долго не мог уснуть, но тихо лежал с открытыми глазами. Он снова и снова проживал первый день в новой школе. В его голове возникал образ Володи, вспоминалась оплеуха и тот момент, когда, потеряв контроль над собой, на автомате схватив за руку Кривого, завёл её ему за спину, нагнул и заставил встать на колени. Он не жалел о том, что сделал, не боялся последствий. Сам себе не мог он объяснить, что так взволновало его. В прежней школе он часто дрался с мальчишками, поэтому не мог понять, почему этот Володька имел для него такое значение. Он не мог объяснить себе, почему рядом с «кривым» в мыслях видел рыжую девочку, узкую ладонь, протянутую к нему, и пряник, обычный пряник, впервые предложенный ему девчонкой.
Этот самый пряник не давал покоя и Володьке. Он видел, как Евангелина протянула его новенькому, как он что-то сказал, как отвернулась от него Евангелина и пряник не убрала в портфель, а положила на парту, рядом с собой. Ему, Володьке, она никогда ничего не предлагала, и это было так обидно. Новенький, разозливший Володьку с первой минуты, как посадили его позади Евангелины, злил его теперь ещё сильнее. Злило еще много чего, но стоило закрыть глаза, и перед собой видел он прямую спину и косу с вплетенной ленточкой, выделяющуюся на фоне коричневого платья. И тогда Володьке становилось спокойно, как будто кто-то невидимый теплой рукой провел по голове.
А ночь уже засобиралась уходить, ей на смену торопилось утро. Вежливо размывало оно темноту по окну, пока не проступили светлые тона, и на горизонте не появилось румяное солнце.