Кабинет уютно освещен светом настольной лампы. Слышится негромкий женский плач. Иван Павлович поднимает от бумаг голову, прислушивается. Идет к двери, открывает ее и вглядывается в темноту.
Иван Павлович (тихо). Тася? (Исчезает за дверью и появляется, ведя с собой под руку Тасю.) А ну пойдем, пойдем. Садись-ка. (Открывает шкафчик, достает склянку и капает что-то в стакан. Наливает воды из графина и протягивает стакан Тасе.) А теперь, дружочек, выпей-ка это. Вот так.
Тася. Спасибо.
Иван Павлович несколько раз проходит по кабинету туда-сюда, теребя бороду и искоса взглядывая на Тасю. Наконец, он решается.
Иван Павлович. Тася, голубчик, ты прости, если я не в свое дело лезу, но только я думаю, с Мишей что-то неладное творится… Я прав? (Тася наклоняет голову.) Ну вот, я же вижу. Я наблюдал за ним эти дни и, мне кажется… Дай Бог, конечно, чтоб я ошибся, мне даже подумать страшно… А только кажется, что он… морфинист? (Тася еще ниже наклоняет голову. Иван Павлович садится напротив Таси, в возбуждении.) Как долго?
Тася (еле слышно). Почти год.
Иван Павлович (хватается за голову). Год! Господи помилуй, как же это случилось?
Тася. К нам в Никольское весной ребенка привезли с дифтеритом. Миша трахеотомию делал. В горло трубочку вставил и стал пленки отсасывать… Потом говорит, мне, кажется, пленка в рот попала. Надо прививку сделать. А после прививки началось – сыпь, зуд по всему телу, лицо распухло – жуть. И ноги… Ноги у него болели страшно.
Иван Павлович. Ну, понятно, понятно. Я Мишу знаю. Он, конечно, не мог выносить?
Тася. Не мог. Велел фельдшерицу позвать, чтоб морфий впрыснула. После укола он успокоился сразу, заснул. И ему это очень понравилось. А потом Мише как-то опять плохо стало. Он снова морфий впрыснул. Так и пошло… Я плакала, просила его бросить, а он смеялся только. Говорил, что бросить сможет в любой момент, как только захочет, да ему это не мешает. Даже напротив, внимание помогает сконцентрировать… А только после сам испугался, пробовал на папиросы с опиумом перейти.
Иван Павлович. После морфия, это как слону дробины. Я полагаю, ничего из этого не вышло?
Тася. Не вышло… Постарел и похудел страшно. Мама у нас летом с братьями гостила, все спрашивала меня – что с Мишей. Только я ей не сказала. Он ужас как боялся, что узнает кто. Умолял не говорить никому. Боялся очень, что его в психиатрическое заберут. Да у нас все равно догадываться стали – морфий в нашей больничной аптеке он извел весь. Пробовал в других аптеках доставать … И там тоже скоро коситься стали. Вот он и говорит – уезжать надо … Перевода добился, в сентябре переехали в Вязьму… А там стало еще хуже – чуть проснемся, он мне сунет поддельный рецепт и гонит новую аптеку искать. Знаете, я ему соврала как-то…