– Я? Ну, не знаю…
Теперь уже не понимает она. Как можно не знать, чего ты хочешь? У каждого есть мечта. У всех. Я судорожно вспоминаю и никак не могу вспомнить. Ну хоть какая-то мечта должна же у меня быть. Пусть не огромная, не олимпийская медаль, не в космос полететь, но о чём-то же я мечтаю? Что я хочу сделать особенное в жизни? Я задумываюсь и не замечаю, как она дергает меня за рукав. Дёрганье становится сильнее. – Чего тебе?
– Ты не расстраивайся, – успокаивает меня она. – Ты обязательно найдёшь свою мечту.
В такие моменты мне хочется не приходить сюда больше никогда.
– Расскажи мне про Лизу Фиттипальди, – просит она.
– Может, лучше про Хелен Келлер? – я всё ещё не теряю надежды внушить ей более разумные мечты.
Но она упряма, она точно знает, чего хочет: – Нет. Сегодня про Лизу. Расскажи, как она начала рисовать.
– Может, аудиокнигу послушаешь?
– Я уже сто раз слушала. Расскажи ты.
И я рассказываю. Про Лизу Фиттипальди, про Дмитрия Дидоренко, про Эшрефа Армагана, про Джона Брамлита. Я рассказываю про слепых художников. Я рассказываю и вижу, как сияют её глаза, и иногда… Иногда у меня внутри всё обрывается. Слова как будто повисают в безвоздушном пространстве. Хочется глубоко вздохнуть или всхлипнуть, но нельзя. Она услышит и всё поймёт. И будет меня утешать. И рассказывать, как она вырастет и станет художницей. И поэтому ей обязательно надо знать, какого цвета солнце, а какого цвета дождик.
Первый раз мы пришли сюда классом полгода назад. Нас привели познакомиться с особенными детьми. С детьми, которые не видят. Потом мы пришли сюда половиной класса. А теперь мы ходим вчетвером – Надя, Кирилл, Саша и я. Надя занимается с музыкантами, Кирюха со спортсменами, Саша у нас по интеллектуальной части. А я вот мучаюсь с этой врединой. Ну, как мучаюсь? Вообще-то я ею восхищаюсь. И, может быть, даже завидую. У неё внутри будто встроен компас и она точно знает, куда идти. Она может запнуться в комнате, но по жизни идёт прямо. А я, если честно, не знаю, кем мне быть. Странно, правда? Она видит, чего хочет, а я живу наощупь. Я прихожу сюда учиться у неё. Учиться делать невозможное. А она слушает меня и рисует пальчиками на бумаге. Она выбирает краску по запаху, подносит баночку к лицу, нюхает и отставляет в сторонку, или открывает и начинает рисовать. Не понимаю, как она это делает, но она всегда выбирает правильный цвет. Сегодня она рисует закат розовым.
Иногда я не хочу сюда приходить. Потому что знаю: разговор будет трудным. Мы будем смеяться, беседовать, она будет выпытывать разные подробности, как будто у неё в голове крохотный шкафчик, в который она складывает все мои слова, складывает бережно и аккуратно, чтобы потом когда-нибудь достать. И нарисовать. Мы всегда болтаем о чём-то и ни о чём, шутим или серьёзничаем, но каждый раз наступает такой миг, когда у меня внутри всё обрывается и слова будто застревают. Как подобрать слова, чтобы объяснить цвет человеку, который его никогда не видел? Я не знаю как. Каждый раз мне хочется глубоко вздохнуть или всхлипнуть. Но нельзя. Услышит не только она, услышит весь интернат, вся школа. Они здесь знаете какие слухачи, они же как слепые музыканты в блокадном Ленинграде, которые слушали небо и предупреждали наших зенитчиков, кто летит. И я знаю, что обязательно будет простой вопрос, на который сложно ответить. Какого цвета солнце? Не могу, не пойду, не выдержу! А потом думаю: «Но если я не приду и не расскажу ей – как она его нарисует?» И я прихожу. И рассказываю. И она рисует.