У Кати к горлу подкатил колючий комок обиды: «Несносная старуха! Когда ехидничать перестанет?!» Хотелось закричать, затопать ногами, завизжать от несправедливой обиды. Она вскочила, уперлась руками о край стола и заговорила:
— Согласна, не очень я расторопная! Торопливость, говорят, только при ловле блох нужна! У меня, баба Люб, красный диплом престижнейшего сельскохозяйственного колледжа региона. Мне диплом не за красивые глаза дали! — Катя не сводила глаз с растерявшейся, притихшей бабы Любы. — С работой не везло! Откуда практике взяться?! — голос ее звенел. — Но кто Крапиву лечил у твоей старой подружки? А куры у соседей через два дома облысели, без перьев ходили — кто вылечил?
Катя резко села и спрятала пылающее лицо в ладони. Над столом повисла неловкая тишина. Даже сидевшая с Шерри на диване Сонечка, разглядывающая подаренную Димой книжку с яркими картинками, притихла и глядела на взрослых испуганными глазами.
— Да, еще! — вновь встрепенулась Катя. — Не знаю я застольных песен! Не пела никогда их, не пришлось. Но я очень люблю петь песни на французском языке, вот!
У Димы вопросительно поползли вверх тонкие брови. Баба Люба прикрыла ладонью рот и недоверчиво покачала головой с аккуратно постриженными скобочкой, гладко зачесанными седыми волосами.
— Думаете, пыль в глаза пускаю? Нет! До колледжа я в гимназии училась. С углубленным изучением французского языка, рядом с домом. У мамы в ней студенческая подруга завучем работала, преподавала. Ну и позвала… Правда, говорит, французский сейчас не в почете, английский подавай! Но какой красивый язык, язык русской аристократии! Галина Геннадьевна — фанатка Франции, ее даже каким-то орденом наградили французским. Мы с ней дуэтом пели, но я и одна спою! Сейчас, минусовку найду, — Катя запорхала пальцем по экрану смартфона.
Она взволнованно встала, на лицо легла светлая задумчивость, брови сосредоточено сошлись у переносицы.
— Любимая моя песня! — объявила Катя и запела.
Грассирующий густой голос обволакивал. Голос тоскующего сердца. Комнату наполнила легкая дымка щемящей грусти. Хотелось плакать. Но не горькими слезами обиды и скорби, а светлыми слезами надежды. Мелодия то замирала, переходя на шепот, то с легкостью воспаряла. Наконец песня закончилась.
Никто не решался заговорить. Дима не сводил с Кати восхищенного взгляда. Баба Люба вздыхала и промокала наполненные жалостью и слезами глаза краешком платка.
— А о чем песня? О любви? — задумчиво покусывая губы, спросил Дима.
— Нет. Впрочем, о любви тоже! О любви дочери к отцу. Она не может рассказать ему о жизни и мечтах. Папы уже нет. И дочь тоскует. Название песни переводится с французского «Поговорить с отцом». — Катя печально взглянула на Диму: — Красивая песня, правда?