— Да-а-а? — почти натурально удивилась мелкая и с самым задумчивым видом дожевала бутерброд. — Тогда ладно. Ну так о чём я? А! Так вот, она ж того… Милая, тихая, спокойная, воспитанная… А в голосе такие интонации железобетонные… Что даже мне захотелось срочно покаяться во всех грехах своих тяжких! И завещание составить на досуге…
— Нормальные у меня интонации, — я выпрямилась, показательно отодвинув от себя кружку и скрестив руки на груди. Сама не заметив, как в голосе промелькнула совсем уж детская обида.
Кир с Данькой встрепенулись и тихо прыснули, глядя на моё недовольное лицо. Тут же вновь принявшись усиленно разглядывать столешницу, стоило мне на них глянуть. Как будто в переплетении древесных узоров был скрыт весь смысл жизни, ей богу!
— Тю! Обман зрения, загул слуха, точно говорю! — легкомысленно махнула рукой Валерия. И понизив голос, тоном заядлой сплетницы добавила. — Вон, братец мой тоже того… Милый. Пока рот не открыл. А как открыл… — тут она сделала большие страшные глаза, выдав. — Ой, держите меня семеро, да за… Ай! Больно же, изверг!
— Такай прочная и толстая кость не может болеть по определению, — хмыкнул Алексей, отложив телефон в сторону. С минуту он внимательно изучал взъерошенные макушки моих братцев, после чего тихо, очень спокойно проговорил. — Рассказывайте, братцы-кролики. Кто, что, зачем и почему.
И вот вроде бы в голосе его и тоне не было ничего такого криминального. Но желание спорить, почему-то, отпало не только у потирающей многострадальный затылок Лерки, нет. У меня тоже. Что уж говорить про близнецов, наконец-то оторвавшихся от созерцания кухонного стола. Переглянувшись, парни жалобно, синхронно вздохнули и…
Выложили всё как на духу. Без прикрас и без утайки. Смотря прямо на меня виноватым, жалобным и испуганным взглядом. А я…
А что я, собственно?
Пальцы сжали тонкий фарфор, сжимая его с каждым словом всё сильнее и сильнее. Утихшая, было, буря чувств и эмоций, вновь поднялась, закручивая внутренности в морской узел и выворачивая наизнанку все потаённые уголки моей души, все мои страхи и опасения. Заставляя стискивать зубы до боли от злости, и крепко жмурится, пытаясь держать себя в руках. Остро сожалея, что виновники случившегося так восхитительно вовремя и возмутительно нагло отсутствуют.
Ну надо же, как удачно!
Горький чай без сахара ни капли не заглушал ядовитый привкус горечи на языке. История оказалась обыденной до омерзения и тошноты. И от этого ещё более мерзопакостной. Милая тётя Нина (Ниночка, Наташенька, а можно просто мама, ну мы же не чужие люди!) долго присматривалась, а сегодня, заметив, что я ушла в универ с утра пораньше, решила, наконец-то, показать зубки. Точнее, продемонстрировать моим домашним, кто ж тут хозяин и кого бояться и уважать надо.