Я отворачивалась от ее взгляда как могла, но та испепеляла еще больше. Когда Артур задал вопрос, она отказала в услуге с таким видом, будто тот просит что-то запрещенное. Она, конечно с «Мышкой» не сравнится, но приятного в ней было также – ровно ничего. Такого тона по отношению к Артуру я терпеть не могла.
– Почему вы так с нами разговариваете?
– Что? – С преувеличенной брезгливостью прошипела она, не забыв одарить меня оценочным взглядом с головы до пят.
О да, в ее глазах я была тем еще мусором, но это не мешало мне установить контакт глазами. Я решила так: раз я для нее никто, то и она для меня должна стать никем. Я не смогу быть удобной всем, особенно для постороннего человека.
– Вы прекрасно слышали, почему вы не можете быть повежливее?
– Деточка, я тебе не подружка, чтобы так со мной разговаривать! Покинь помещение!
– Нет, не покину. – Я старалась принять уставший вид. Она не должна узнать, что меня задевают эти слова. – Вы повели себя некрасиво. Это из-за ящиков? Вы должны были хотя бы спросить, для чего они понадобились, прежде чем делать поспешные выводы. Вот спросите: Зачем они нам?
Та округлила глаза, и шумно втянула воздух. Артур стоял в стороне с вопросительным видом. Я на секунду посмотрела в его сторону. Одобрительно кивнув, я сделала жест рукой, словно все в порядке.
– Хорошо, раз так, то сама отвечу. Мы этими деревяшками перекрыли дорогу к пруду. Там земля сырая и неприятная, люди туда купаться не ходят. Теперь вот сезон открыт. Не верите? Взгляните сами. Они стояли в мусоре без дела, а теперь у них появилась вторая жизнь. И кстати, дайте все-таки пару пачек, ни в жизни не поверю, что у вас их нет.
Та покраснела от злости, но быстро остыла. Сказать что-либо так и не решилась, ну, кроме как: – Полтинник. – И достала из-за прилавка две пачки.
Когда мы вышли из магазина, я с облегчением выдохнула. Колени дрожали так, что стоять не было сил, и я села на ступени.
– Вот это ты ее уделала.
– У меня был хороший учитель. – Кое-как сказала я. Уверенности мне это не придало. Слова трудно выходили у меня, а живот скручивало в бараний рог. Однако я начала понимать, как можно постоять за себя, не подвергаясь насилию.
Даже диплодок и тираннозавр меня уже не расстраивали. В каком-то смысле я была довольна собой.
***
Мама сидела на кухне и пила чай. Я зажмурила глаза. «Сейчас точно что-то будет» – я знала это, от разговора не уйти.
– Подойди-ка сюда. – Холодно сказала она.
Сердце опустилось в пятки, дыхание стало прерывистым.
Я столько раз вступала в подобный разговор, но каждый раз был словно впервые. Все та же пугающая неизвестность, все то же нервное истощение. Она никогда не поднимала на меня руку. Никогда. Хотя, признаться честно, лучше б ремнем порола, от этого не так больно.