В тот вечер папа долго успокаивал меня и отпаивал ромашковым чаем. Столько слез выплакала, что глаза начали щипать и жечься. Я всхлипывала и делала глоток чая, слова из меня не хотели выходить. Папа едва ли мог услышать от меня хотя бы пару нормально выговоренных слов и понять их. Я мычала и мямлила. Он не задавал лишних вопросов, не донимал меня своим присутствием, спросил лишь один раз, когда я начала успокаиваться.
‒Поделишься случившимся? ‒ я кивнула головой, хотя не имела никакого желания делиться произошедшим со мной буквально час назад.
Вот только мне нужен был кто-то, кому я могла все выложить, чтобы вся эта ситуация не изъедала меня изнутри. Подруг близких у меня, как оказалось, не было, только знакомые и с работы. Да и друзей по близости не наблюдалось. Кроме папы…
Он терпеливо ждал, пока я сама заговорю. Мы сидели в зале, около камина. Папа несколько раз поправлял на мне плед, поменял чашку, сунув в мои руки на это раз стакан с коричневой жидкостью, и сам присел рядом, готовый защитить меня в любую секунду. Со стороны он смотрелся эдаким хищным коршуном, наблюдавшим за отставшим от матери цыпленком, готовый сорваться в любую секунду, чтобы схватить несчастного своими цепкими когтями. На моем лице невольно появилась улыбка. Папа принял это за хороший знак, коснулся моей руки и сжал ее.
‒ Он нашел меня, отыскал даже здесь, в этом городе, куда я решила сбежать от него, ‒ и я всхлипнула, поддаваясь эмоциям. ‒ Антон приехал из столицы к нам в больницу на консультацию для своей дочери, точнее к врачу. Этим врачом оказалась я. Почему судьба любит подкидывать такие извращенные шутки? Я же только перестала о нем вспоминать, думала, что забыла все, что было связано с ним. Но стоило ему только появиться в моей жизни, как меня накрыло снежной лавиной воспоминаний, которые вонзились в меня как льдинки. От них никак не отмахнуться и не защититься. И главное, он привел ко мне свою дочь… В то время как…
После этих слов я замолчала. Боль полоснула по моему сердцу острым ножом, будто неуверенный в себе начинающий неопытный хирург сделал надрезы тупым скальпелем, оставляя после себя рваные раны. Как бы аккуратно их потом не зашили, шов будет неровным, и шрам останется на всю оставшуюся жизнь, напоминая о тех печальных событиях.
‒ Антон хочет, чтобы я осмотрела его дочь, подтвердила старый диагноз или поставила новый. Павел Николаевич уговорил меня встретиться с ним. Я не знала, о ком идет речь, но стоило хотя бы имя спросить, узнать, кто они такие, а я такая дура, что ничего этого не сделала. И главное, его не устраивали другие врачи, даже нашего главврача отверг, хотя многому я у него научилась. Он настаивает на моей кандидатуре и ни на чьей больше. Но я не могу этого сделать. Боюсь, что не смогу держать себя в руках, что не справлюсь с прошлым и не смогу судить объективно. Врачи не лечат и не оперируют своих родственников, это негласное правило среди хирургов. Чернов мне не родственник, но я боюсь, что чувство обиды во мне взбунтуется и попытается отомстить ему в лице его дочери. Он ни в какую. не соглашается с моим отказом, даже угрожать пытался.