Высокородные делегаты, оценив масштаб моего гостеприимства, сходу повалились на колени и так с них больше и не вставали. Разве что редкобородый Селим-ага все порывался вскочить, чтобы поцеловать край моей одежды, но я не дозволил. Жарко здесь, так что я даже камзол не одевал, не говоря уж о том, что полы у него вовсе не такие длинные, как у османских или татарских халатов. Так что перетопчется, нечего рубашку слюнявить!
— Откуп принесли? — сразу поинтересовался я, не желая разводить излишние церемонии.
Ответом мне был всеобщий горестный вздох, и только Селим-ага обреченно ответил:
— Да, величайший!
Честно говоря, меня это немного удивило. Все-таки сумма довольно значительная и собрать ее вовсе не просто. Я был просто уверен, что отцы города начнут отчаянно торговаться, в надежде сбить цену и, в общем, готовился к компромиссу, и вот вам здравствуйте!
— Вот и славно, — отозвался я, прикидывая, в чем подвох. — Вносите.
Все еще стоящий на коленях Селим-ага махнул слугам и те, кряхтя стали закатывать один за другим довольно увесистые бочонки.
— В восьми — золото, в тридцати двух — серебро, о сиятельный, — пояснил с очередным поклоном чиновник.
— Что-то маловато для миллиона дукатов, государь, — зашептал мне на ухо Фрол Ляпишев, позванный на всякий случай.
— В самом деле, ваше величество, — согласно кивнул фон Гершов. — Рижское серебро выглядело гораздо внушительней, при том, что половина была в фугеровских чеках.
— Это верно, — скупо улыбнулся Корнилий, в свое время принявший горячее участие в той истории.
Сомнения моих ближников были понятны. Миллион золотых дукатов в пересчете на вес — больше двухсот пудов драгоценного металла, или в более привычных мерах — три с половиной тонны. А если в серебре в десять раз больше!
А если учесть, что закатывающие бочки слуги своим телосложением отнюдь не напоминали античных героев, картина вырисовывалась совсем не радужная. Поскольку налицо имелось от силы тонна золота и не более трех серебра, получалось, местные решили меня жестоко поиметь. Ну что за люди, это же надо так презлым, заплатить за предобрейшее? А ведь я им, можно сказать, поверил! Все, что нажито непосильным трудом…
— Грабители! — горестно вздохнул я. — Вы хотите меня последних портков лишить?
— Смилуйся, о великий, — пустил слезу Селим-ага. — Сегодня, как ты и велел мы принесли тебе все, что у нас осталось. Двести пятьдесят тысяч в дукатах и золотых слитках и десять миллионов серебряных акче. Прими их от нас. И услышь нашу мольбу. Мы разорены. Снизойди к нашей нищете и уменьши сумму выкупа втрое. И еще молим тебя оградить нас от насилия, грабежей и убийств твоих воинов. Вчера они как барана зарезали уважаемого всеми купца Ахмета, накануне до смерти разбили голову Хаджи Мухаммеду, одному из самых почтенных торговцев нашего города.