Ревнивые мысли Анпэйту были прерваны дробными ударами в барабан. Нэпэйшни и Пэвети вздрогнули и переглянулись. Совет племени принял решение. Нэпэйшни обнял Анпэйту, и они вместе вышли к костру.
Костёр уже почти догорел. Лишь отдельные язычки пламени выскакивали то тут, то там, да вспыхивали красными рубинами черные бока углей. Анпэйту с ужасом смотрела на этот огромный, дымящийся, чёрно-красный круг, по которому предстояло пройти её мужу. Как сказал вождь Титонка – чтобы очиститься и переродиться.
Нэпэйшни ни единым мускулом лица и тела не выказал ни страха, ни удивления. Он молча сел на землю и снял с ног мокасины. Когда он поднялся, Анпэйту схватилась за его руку и начала снимать обувь со своих ног. За их спинами сдавленно охнула Етта. Индейцы зашумели. А Нэпэйшни
сдавил руку жены и прошелестел одними губами на её родном языке так, чтобы слышала и поняла только она:
– Только я! Я один!
– Нет! – упрямо тряхнула Анпэйту своими рыжими волосами, – Ты помнишь? В горе и в радости, в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии… Везде только вместе!
Препираться на глазах у всех было не возможно. Нэпэйшни заглянул в отчаянные глаза любимой и сказал:
– Не думай о боли! Думай о том, что ты идёшь по мягкому ковру зелёной молодой травы…
– Цвета твоих глаз?
– Да! – кивнул Нэпэйшни, – Или вдоль прохладного весеннего ручья цвета твоих глаз!
– Не переживай! – улыбнулась Анпэйту, – Меня уже один раз пытались сжечь, а я до сих пор жива и невредима. Второй раз тоже не получится!
Они взялись за руки и подошли к кромке догорающего костра. Жар от него доставал даже до лица. Анпэйту задрожала, и Нэпэйшни шепнул ей на ушко:
– Не смотри!
Она покорно закрыла глаза, и тут же сильные руки мужа подхватили её, и она поплыла над раскалённой сковородой костра. Её упрямый муж всё сделал по-своему: они были вместе – он не нарушил клятвы, но испытание проходил один.
Дальнейшие события происходили для Анпэйту как в тумане. Победно закричали индейцы. Их с мужем растащили в разные стороны. К ней подходили незнакомые женщины, соприкасались лбами и носами, клали руку на сердце и говорили: «Ты – моё второе я!». А она крутила головой, пытаясь найти мужа, и успокоилась только тогда, когда к ней протолкались Етта с доктором и шепнули, что с Нэпэйшни всё в порядке.
А потом началось празднество. Били барабаны и бубны, трещали трещотки, свистели дудочки, гулко ухали высушенные тыквы. Индейцы плясали вокруг костра. Лони и Сэнуай подскочили к матери лишь на мгновение, чтобы обнять и поцеловать в щёчку, и убежали со своими новыми друзьями. Им было гораздо интереснее участвовать в новых играх, чем слушать взрослых.