И гулко ухает сердце — все еще не верю, что это происходит на самом деле.
Я действительно боюсь высоты, и паника, засевшая где-то в районе диафрагмы, стискивает грудь стальным кольцом… Едва удается дышать, и я, пытаясь не выказать себя трусом, сосредотачиваюсь на специальной подвесной системе, который впоследствии буду крепиться к тандем-мастеру: на мне подтягивают несколько разномастных ремней — и вот мы готовы грузиться на самолет.
— Все будет хорошо, Алекс, — шепчет Эстер, — расслабься. — А потом целует прямо в губы. — Это чтобы ты ничего не боялся, — комментирует свой порыв, запрыгивая в недра нашего самолета.
Боже, он такой маленький, думается мне почти с ужасом! Надеюсь, я переживу этот день… И тогда уж точно никогда не повторю этого безумия вновь.
Мое кресло крепят внутри самолета, и мы наконец взлетаем. Смотрю на Эстер: она кажется невозмутимой, словно вышла на вечерний променад…
— Не боишься? — пытаюсь докричаться до нее. Она отрицательно машет головой.
— А ты?
— И я не боюсь… почти.
— Врунишка! — пеняет Эстер, стягивая волосы резинкой.
Чуть позже тандем-мастер произносит:
— Пора, — и начинает пристегивать меня к себе… Благодаря этим манипуляциям я оказываюсь сидящим на мужских коленах, что усиливает и без того бесконечную панику в глубине моего сердца. Мне отчего-то кажется, что во время прыжка я непременно захлебнусь плотным потоком воздуха, о котором рассказывал инструктор, и уже заранее начинаю задыхаться…
— Иди первая, — уступаю Эстер, бесстрашно направляющейся к разверстому люку самолета.
— Запомни: свобода в каждом выдохе, — перекрикивает она оглушающее завывание ветра, а потом исчезает, растворившись в сизых всполохах далеких облаков.
… Когда меня выталкивают в сторону стелящегося далеко внизу «лоскутного одеяла» полей, я ору так оглушительно, что перекрикиваю даже неистовое клокотание ветра в заложенных шумовой какофонией ушах. Руки расправлены, словно крылья, ноги… я впервые не думаю о них, отдавшись невероятному чувству невесомости, стремительно увлекающему меня вниз со скоростью яростно брошенного камня, а потом тандем-мастер раскрывает парашют, и нас тянет вверх… Все выше, выше и выше. Я вижу Эстер, которая машет рукой, улыбается, кричит что-то недоступное моему уху, и я вдруг понимаю, что рядом с такой девушкой могу не только с парашютом прыгнуть — я и пойти смогу. Вот так встану и пойду: рассказывала ведь Стеф историю парня, который сломал позвоночник, прыгая в бассейн… От него и жена ушла, и врачи не верили в чудо, а он взял и пошел… Переборол судьбу — почему бы и мне не сделать нечто подобное?