Да, самодовольством. Я просто переполнялся им, да и жеребёнок не отставал.
Однажды мой приятель Хьялмар приехал в город на своей Черной Бесс, которая была накрыта попоной. Ей вырезали большую фистулу на плече, и ей нужно было тепло.
Яожидал увидеть её слабой и грустной, так вот нет, старая добрая кобыла резвилась и пританцовывала, как и мой жеребёнок.
- С чего бы это она? - спросил я, а Хьялмар ответил, что не знает, он полагал, что она гордится попоной. Прекрасная мысль. Я обзавёлся шикарной попоной. Мы вместе ехали по главной улице, обе лошади и оба мальчика настолько преисполненные тщеславия, что все останавливались, улыбаясь. Нам казалось, что они просто восхищаются, и может быть, так оно и было. Но кое-кто из ребят с улицы заставил нас посмотреть на это под другим углом зрения. Они тоже останавливались исмотрели, но когда мы проезжали мимо, один из них сказал: "Ну до чего же выбражают".
Ну всё испортил!
А в самом деле это было так, мы считали, что просто неотразимы. Осознание этого несколько смутило нас на минуту, хоть и не надолго, а лошадям-то хоть бы что. Мы гарцевали, черная и желтая, вдоль по улице J, затем по улице K, и договорились, что будем и дальше так действовать, частенько. Только, заметил я, дальше будем без попон. Если уж лошадям нравятся попоны, то они будет рады любому необычному украшению. В следующий раз мы попробовали цветок. Я приколол большую розу на уздечку рядом с ухом, и это было прекрасно, она гарцевала по городу и буквально поворачивала голову, чтобы выставить свой цветок. Время от времени нам приходилось менять украшение то на ленточку, то на бубенчик или перо, но для моей лошадки и это было не обязательно. Старой Черной Бесс, чтобы взбодриться, нужен был какой-либо стимул, а мне же достаточно было только подобрать уздечку, тронуть её каблуком и сказать: "Люди", как она начинала танцевать с одной стороны улицы до другой, просто приглашая повосхищаться собой. Так оно было и с нами.
Я подъезжал к магазину отца, спрыгивал с гарцующей лошади посреди улицы и бежал внутрь. Жеребёнок же, оставшись свободным, резко останавливался, поворачивался и следовал за мной к тротуару, если только я не велел ему ждать. Если во время моего отсутствия кто-нибудь приближался к ней, она начинала фыркать, ржать и брыкаться. Незнакомый человек просто не мог приблизиться к ней. Она становилась испуганным, пугающим животным, и как только я появлялся в поле её зрения, она сразу же бежала ко мне, нагнув голову, и как только я взбирался ей на шею, она вскидывала голову, подбрасывала меня в седло и оглядывалась на меня при этом. Я резко разворачивался вправо, и мы летели прочь. Не было в штате более тщеславного мальчика и более гордой лошади.