– Сядь рядом с ним.
Я послушно опустилась, невзирая на то, как сильно при этом задралось мое короткое платье. Франсуа привязал и меня к шкафчику.
А после опустился напротив, тоже на пол, откинул голову назад, вытянув ноги перед собой и закрыв глаза. Столько было мест, а он сел на пол возле плиты.
– Роберт уже рассказал о той ночи?
– Только то, что помнил.
– То есть почти ничего?
Я не собиралась подсказывать Франсуа, поэтому только кивнула.
– Тогда приготовься слушать. Времени как раз должно хватить.
– Для чего?
Франсуа ответил мне тем же – проигнорировал мой вопрос. Как артист перед выступлением, он словно вслушивался в вступительные ноты оркестра. А после выпрямился, подтянулся, даже сидя на полу. Слепые глаза вспыхнули пламенем.
Час пробил. Звездный час.
– В свои пятнадцать, когда Роберт только поступил в Академию, он ни черта не знал жизни. Смотрел круглыми глазами все: девушек, пиво, вечеринки. Слушал лекции так, словно с ним разговаривали сами Боги. А еще, черт, все словно с ума посходили, когда узнали, что с нами будет учиться сам Роберт, мать его, Маккамон. Это было невыносимо.
– Невыносимо для такого, как ты, Франсуа?
– Всего в своей жизни я добивался сам! Потом и кровью. Годами я изучал навыки и работы мастеров. Совершенствовал технику, добивался академически точных изображений. Я жил абстракцией. В нищете, голоде, откладывал каждую копейку. Учился между подработками. И наконец, исполнилась моя мечта – я поступил в Академию. А после… появился Роберт. И даже раньше, чем он приехал, он уже считался самым перспективным молодым художником. Весь кампус стоял на ушах. И все, чего я добился трудом, ушло к этому юному дарованию, который даже прописных истин не знал толком!
Франсуа перевел дух.
– Он был весь такой правильный. Хотя и говорил, что пил дома, но знаешь… Между тем, когда таскаешь элитный алкоголь из маминого подвала и напиваешься дешевым пойлом, которое не допил твой отец, потому что отрубился раньше, есть огромная разница. Над ним смеялись, но могли бы громче, если бы его талант не был так очевиден. Для всех и каждого… Кажется, это была очередная вечеринка, где опять восхищались набросками Роберта, которые он в спешке набросал на лекции… А я уже изрядно набрался. И сказал, что могу лучше. Что добьюсь, стану лучше. Все они рассмеялись мне в лицо. Сказали, где я – сын алкоголика – и где Роберт, который начал рисовать еще в пеленках.