– Хорошо, Клио, это мисс Стоун, она возьмет у вас интервью. Материал выйдет под ее именем. Никаких фотографий и никто не узнает о том, что это интервью дали именно вы. Избегайте личностных фактов или деталей, которые могут указать на вас. Говорите только о том человеке, который нас интересует.
Клио кивнула.
– Итак, вы пришли сюда, чтобы рассказать нам о мистере Маккамоне.
Мои летающие по клавиатуре пальцы запнулись, и я подняла взгляд на Элеонору.
Клио, черт возьми. Одна из муз в греческой мифологии. Элеонора кивнула мне, мол, задавай вопросы, Денни.
– Вы работали на мистера Маккамона?
– Можно сказать и так.
– Точнее, пожалуйста.
– Я была его музой, – ответила она.
– В чем заключались ваши обязанности?
– В том, чтобы регулярно удовлетворять его.
Я снова посмотрела на Элеонору. Та ответила мне упрямым прямым взглядом, а губы беззвучно прошептали: «Продолжай, Дени».
– Что значит «Удовлетворять его»? – произнесла я.
– Он трахал меня каждый день. Много часов подряд, не взирая на мои усталость и сопротивление. Секс вдохновлял его для работы над картинами.
Я снова посмотрела на Элеонору. Мой редактор не могла не знать, что это ложь. Она ведь читала мою статью.
Может быть, она хотела, чтобы я вывела эту женщину на чистую воду? Ей стоило хотя бы предупредить меня заранее.
– Расскажите о том, где это происходило.
– В его мастерской.
– Вы подписывали с ним контракт о предоставлении сексуальных услуг?
– Да, но он не раз нарушал пункты контракта.
– Какие именно?
– Когда я надоела Маккамону, он стал приглашать других мужчин. Его не волновало, что я против и каковы мои желания. Я была с двумя и даже тремя мужчинами. У него на глазах. Пока он писал свои гребанные картины.
У меня пересохло в горле.
– Кто были эти мужчины? Его агент? Вы знали их?
– Нет.
– Как давно это было?
– Я не буду отвечать на этот вопрос, он личного характера и может раскрыть мою анонимность.
– Хорошо, простите… Тогда я спрошу – он брал вас силой?
– Он не считался с моими желаниями, это точно! Пока он работал над картиной, я должна была быть в его мастерской. Голая и всегда готовая. Иногда он трахал меня своими кистями. Иногда рисовал прямо на моей коже, так он вдохновлялся! Потом я неделями лечила аллергию и раздражение, я просила его не делать так, но он не слушал меня. Во время сессии в мастерской с ним нельзя разговаривать, никак нельзя прерывать. Иначе будешь наказана, – ее голос сорвался.
– Как?
Она приподняла очки и вытерла набежавшие слезы.
– Он оставлял меня в мастерской, без еды и одежды. Он мог работать сутки напролет, и тогда именно отдых и свобода являлись вознаграждением. В мастерской нет кровати, только голый пол и холсты. В мастерской он не дает спать, требуя только кончать снова и снова.