– В твоих рассуждениях есть какая-то системная ошибка. Не чувствуешь?
Он не ответил.
– Фил, можешь помочь? Посуду в помывку заложить и игрушки с пола собрать? Меня тут, как видишь, рвут на части…
Не дождавшись от Филиппа ответа, я быстро убралась из столовой. А он, конечно, поможет – куда денется.
Ирина осторожно забрала у меня дочку и переложила в большой пластиковый ящик, который ребята приспособили под детскую кроватку.
У меня в руках осталось ощущение небольшой тяжести, хрупкости и нежности. И лёгкий запах малышки: смесь молока, присыпки и ароматизатора от влажных салфеток.
Я сидела в комнатушке у Ирины очень долго – наверное, больше часа. За это время Ира что-то успела мне рассказать, что-то показать, мне доверено было подержать бутылочку и сменить подгузник. Ну, подгузником меня не удивишь, хотя до сих пор я имела дело исключительно с подгузниками для взрослых. Технология «снял-надел», конечно, одинаковая, но размер в этом случае имеет ох какое значение. А с бутылочкой – это был ценный опыт, особенно сведения о температуре молока и необходимом угле наклона.
– Я и сама ещё побаиваюсь, когда к ней прикасаюсь, – сказала Ирина, глядя на спящую малышку. – Не привыкла ещё за несколько недель… Хорошо, у меня был брат намного младше – помню ещё, что и как; главное, чтобы руки снова привыкли.
Девочка спала, раскинув ручки в стороны. Маленький хрупкий человечек в пластиковом ящике. И никаких тебе каруселек с мишками над кроваткой…
– Слушай, Ир… – у меня вдруг комок в горле застрял. – Как ты на это решилась, а?
Она взглянула на меня сначала с недоумением, а потом понимающе улыбнулась:
– Ну да, ты права, решиться было страшно. А теперь бояться поздно – надо жить. Кикимора – это неизлечимо, но не смертельно. Если вести себя разумно, можно справиться. И потом, – её улыбка стала очень нежной, – у меня есть Алёша.
– Алёша – это здорово, конечно, – подтвердила я. – Но может так случиться, что у него не получится вас защитить. При всём его желании. Ему могут просто не дать это сделать.
Улыбка сбежала с лица Ирины, губы дрогнули. И мне мгновенно стало стыдно.
– Ира, прости меня, пожалуйста! Говорю ерунду какую-то! Это всё мои собственные страхи! Я ведь сама никогда не смогу на такое решиться!
Она не стала ни обижаться, ни успокаивать меня. Просто подсела рядом и обняла.
Раздался стук в дверь, и сразу же, не дожидаясь разрешения войти, её открыли. На пороге стоял Никита. Сначала он с какой-то странной надеждой окинул взглядом комнату, качнул головой и решительно позвал:
– Лада, можно тебя? Ты мне нужна.