Открываю дверь наружу, бросаю шлепки, выбираюсь с джинсовым комбинезоном в руках. И начинаю истошно орать, заметив движение перед собой.
– Классный пирсинг, – слышу спокойное.
Ярик, черт бы его! Смотрит на сережку с Микки Маусом в пупке, пока я прыгаю в шорты. Прячу ее с глаз долой, но оставляю верх незастегнутым.
– Ты меня напугал! – рявкаю на него. – Что ты здесь забыл?
– Ходил в уборную, – смеется Жаров. Еще улыбка такая, что приходится ответить тем же.
– Значит, прошел посвящение.
Кивает. Сначала мне, потом куда-то вперед. Я легко понимаю Ярика без слов и покорно иду за ним. Но мы успеваем преодолеть всего с десяток метров, когда рядом мелькает серое пушистое пятно. Жаров тут же притягивает ближе и толкает к себе за спину.
– Не двигайся!
– Это… енот, – улыбаюсь я во весь рот, потому что бандит встает на задние лапы, демонстрируя наеденное пузо да боевой раскрас, и когтями перебирает яркую шелестящую упаковку.
– Ты даже не представляешь, какими хищными и опасными они могут быть! Стой! – кричит вслед, когда я обхожу Жарова и опускаюсь на коленки недалеко от пушистого воришки.
– Здесь они почти ручные, только хулиганят иногда.
Я зову симпатяжку, но Ярик бросается к нам. Топает ногами и, без конца повторяя «кыш» да «кыш», прогоняет его.
– Какие мы противные и злые, – бормочу, уже направляясь в сторону лагеря.
Правда, когда дохожу туда, где лежали вещи, обнаруживаю не одного, отбившегося от стаи, а целую банду енотов.
– Ах вы ж, засранцы! – теперь уже я беспредельно возмущена. Потому что они растащили мой пакет со снеками.
Вдвоем нам удается разогнать полосатых по лесу. Со всех сторон доносится недовольное ворчание, что криками спать мешаем, а я пытаюсь оценить масштаб нанесенного ущерба. Черт, Сережа с Гошей как в первый раз! Знают же, что в этом «Джуманджи» оставлять вещи без присмотра категорически запрещено! Хоть фонарь бы повесили.
Дружно прибираемся, складываем в кучу, что бандиты разбросали, а затем, не сговариваясь, идем на звуки музыки, которые глухим эхом разносятся вокруг. И попадаем на местное афтерпати: Сережа затесался среди сонного царства, уже спит на раскладушке, Гоша под гитару запевает с другими про солдата забытой Богом страны и просит залечить его раны. Каждый проживает – или уместнее сказать прожигает – жизнь, как он сам того хочет. Чему я удивляюсь?
И все же мне чуточку обидно, потому что я о ребятах думала, а они…
– Если покажешь дорогу, можем сходить.
– А? Что? – я уже и забыла, что Жаров рядом, так глубоко в мыслях плаваю. – К-куда? – заикаюсь, потому что лопатки вдруг покалывает от прикосновения его пальцев.